В минувшую пятницу городской суд Тулы принял решение по делу об усыновлении Матвея Захаренко, получившего в ноябре 2014 года ожоги в местном роддоме №1 при проведении сеанса фототерапии. Приемной матерью была выбрана москвичка Светлана Ч. (фамилия не раскрывается), про которую известно, что она имеет нескольких детей и обеспечена материально.
Хочется надеяться, что для маленького Матвея с решением об усыновлении начнется новая история — жизни в настоящей любящей семье, а не по больницам, реабилитации и максимально возможного выздоровления. Но вопрос о причинах произошедшего с ним (и с еще одним ребенком, девочкой, обгоревшей в том же пожаре меньше Матвея) остается. Кто виноват, что жизнь двух младенцев началась с трагедии? После пожара родители отказались от обоих новорожденных. Девочку удочерили сразу, Матвей больше года жил по больницам, перенес 13 операций и пока отстает в развитии от обычных детей.
Если говорить о выводах следствия кратко, то причина того, что дети чуть не сгорели заживо, — отсутствие медперсонала в комнате, где проводилась фототерапия. Новорожденные лежали под лампами без присмотра.
Многие родители, особенно матери, бывали в больницах с детьми и знают, как это случается. Все просто — медсестер не хватает.
Глава Минздрава Вероника Скворцова несколько лет назад говорила о том, что дефицит среднего медицинского персонала составляет 270 тысяч человек, а дефицит врачей — 40 тысяч. Конкретно в Тульской области, по данным местного правительства, больницы и поликлиники в начале 2013 года были укомплектованы медработниками менее чем на 40 процентов , причем 44 процента врачей достигли пенсионного возраста, а значит, скоро уйдут на покой, а придут ли им на смену молодые врачи — большой вопрос. (Достигла пенсионного возраста и бывшая завотделения роддома №1 Галина Сундеева, которая была дежурным врачом в ночь пожара ).
Знакомая рассказывала о том, как попала в одну из московских больниц с ребенком по скорой помощи с ложным крупом в конце 90-х годов. В отделении она оказалась одной из немногих мам. Большинство детей лежали в стеклянных боксах в одиночестве, потому что с детьми старше трех лет родителям не разрешали оставаться. Врачи подходили утром, медсестры — раз в три-четыре часа, под вечер и того реже. Если у ребенка поднималась температура, это могли заметить или утром, или вечером, во время измерения температуры. В промежутке ребенок мог лежать с температурой под сорок. Один трехлетний «домашний» мальчик два дня подряд ничего не ел, только плакал и звал «бабулю», пока его мать не приехала и не забрала его под расписку (ребенка в отсутствие родителей сдала в больницу бабушка, желая-то ему, конечно, только лучшего).
В зале, где детям делали процедуры для облегчения дыхания, после включения аппаратов медсестры уходили, и дети оставались одни (совсем маленькие — с мамами). Как-то утром знакомая заметила в этом зале мальчика лет восьми, дышащего очень странно — с западанием груди, прерывисто. Он был уже без сознания, когда она побежала за медсестрой. Через десять минут медсестра привела дежурного врача, и мальчика повезли в реанимацию. Может быть, его спасли, может быть, нет, но почему в принципе ребенок в таком тяжелом состоянии был оставлен без присмотра?
Потому что не хватало людей. После выписки из той больницы знакомая весьма эмоционально всем советовала избегать больниц любыми возможными способами и особенно не отдавать туда детей без сопровождения родителей. Взрослый человек хоть сам за себя постоять может, дети же — существа безответные.
Виноват «человеческий фактор», сказала по поводу трагедии с Матвеем зампред комитета Совета Федерации по социальной политике Людмила Козлова.
Но ведь на «человеческий фактор» влияет множество вещей. В первую очередь — условия работы и зарплата: если младенцев много, а медсестер пара человек, потому что из-за низких зарплат работать никто не идет, они физически не успеют уследить за всеми. Во-вторую очередь — культура. В наших больницах еще с советских времен утвердилось отношение врачей к пациентам как к людям второго сорта. Это высокомерие рождает самоуверенность и безответственность, которые увеличивают вероятность медицинских ошибок.
Причем именно отношение к роженицам в роддомах — одно из самых хамских. Женщина, у которой начались роды, находится в безвыходном и физически уязвимом положении. Медперсоналу легко вымещать на ней свою фрустрацию, раздражение из-за невысоких доходов и усталость от тяжелой работы. То, что сейчас начали практиковать «партнерские роды» (роды с присутствием мужа или партнера) — огромный шаг для гуманизации российских роддомов. Может быть, врачи для начала хотя бы перестанут массово «тыкать» пациентам — все-таки в присутствии родственников хамить менее сподручно.
О роддоме, где произошел инцидент с маленьким Матвеем, в сети можно найти много отзывов. Здание старое, ему почти 100 лет, душевые находятся в подвале, куда пациенткам приходится спускаться с первого и второго этажа, «дежурная санитарка не дает мыться дольше 10 минут». Есть отзывы с благодарностью врачам, но также много упоминаний о грубости персонала, о хамстве, о том, что все зависит от того, какая смена (одна из женщин назвала роды в этом роддоме «русской рулеткой»). «Отношение уничижительное, садистское, брезгливое. И это не скрывалось, а даже подчеркивалось». «Младший медперсонал — хамы, особенно в детском отделении. Спросить ничего нельзя, сами не рассказывают, постоянно огрызаются. В общем, отношение как к мясу». «Каждая уборщица и медсестра считает себя самой умной и также считает своим долгом нахамить-наорать на беременную».
Но и о других местных роддомах отзывы не лучше. Вот рассказ об областном тульском роддоме: «Начнем с медсестры детской, дежурившей ночью. Это просто работник года в концлагере, по моему мнению. <...> зачем-то зашла к нам в очередной раз среди ночи, увидела, что качаю дочь после кормежки на руках, подошла и с криками «не хрена приучать к рукам, сами же потом ноете» отобрала ребенка и положила в люльку». «Отношение — от медсестер до врачей — отвратительное, все на повышенных тонах. Лежали в палате втроем и каждый день от такой обстановки ревели».
Как считает директор Фонда «Здоровье» Эдуард Гаврилов, оптимизация здравоохранения привела к росту смертности, в том числе в больницах, снижению качества и доступности медицинской помощи. И Минздрав признает, что такая критика отнюдь не беспочвенна . Оптимизация — это сокращение и укрупнение, оснащение новыми приборами и аппаратурой. Но аппаратура без людей — ничто. Сама она не заработает и никого не вылечит. Недаром несколько лет назад один из выступающих на конференции «Фарма» сказал: «Что бы мы ни делали, пока смертность по стране больше коррелирует со средней температурой января, чем с количеством больничных коек».
Чтобы трагедии, подобной той, что случилась с Матвеем, не повторились, надо менять «человеческий фактор» — снижать нагрузку на медицинский персонал и поднимать зарплаты. Только тогда удастся довести соотношение врачей и среднего медперсонала до намеченной Минздравом пропорции 1:3 (сейчас — 1:2,2). Было бы замечательно, если бы в медицину пришли люди, которые будут уважать пациентов, несмотря на их «подчиненное» положение.
Но поскольку в бюджете средств на это очевидно нет, можно посоветовать только то, что я всегда советую: заботиться о себе самим. Заниматься спортом, проходить профилактические осмотры, не заниматься незащищенным сексом… и рожать по возможности с партнером, а не в одиночку, предварительно изучив все отзывы о выбранном роддоме.