Сегодня только ленивый не поминает покойного Фиделя Кастро — кто во славу, а кто, как Дональд Трамп или мой коллега Виктор Матизен, осыпая его проклятиями. Поддамся искушению и я, тем более что мне довелось встречаться с легендарным лидером кубинской революции. Когда Фидель (и Че Гевара) одержали свою историческую победу и провозгласили Кубу островом Свободы, я был еще подростком и учился во французском лицее. Вокруг все ликовали — и левая интеллигенция (а в те годы чуть ли не вся западная интеллигенция была левой), и мои одноклассники, принадлежавшие, как потом выяснилось, к тому поколению, которому предстояло совершить «студенческую революцию» мая-июня 1968 года в Париже и написать на стенах Сорбонны «Вся власть воображению». Во второй половине шестидесятых те же (студенчество и интеллигенция) увлеклись маоизмом и «культурной революцией», Жан-Люк Годар по сценарию Франсуа Трюффо поставил «Китаянку» и основал «Группу Дзига Вертов», а Луи Альтюссер провозгласил эру марксистского антигуманизма.
Вернувшись в СССР в разгар Карибского кризиса, я с головой ушел в кино и вместе с потенциальными и будущими коллегами восхищался успехами Кубы в этой сфере: созданием Института кино (знаменитого ИКАИКа), выращиванием киноиндустрии и киноискусства практически с нуля под руководством соратника Фиделя Альфредо Гевары, фестивальными триумфами «Воспоминаний об отсталости» Эктора Гарсии Месы, «Первого боя с мачете» Мануэля Октавио Гомеса и «Лусии» Умберто Соласа. Напомню, что в вышедшей в середине семидесятых книге о мировом кино француза Ги Эннебеля, посвященной периоду с 1960-го по 1975 год, одна треть обличала Голливуд как «кинематограф богатых», а две трети воспевали перспективы «киноискусства бедных» на Кубе и во Вьетнаме. Советскому кино было посвящено до обидного мало — всего восемь страниц, в основном одному фильму — «Андрею Рублеву», а в остальном поминалась «пагубная ось Голливуд — Мосфильм».
Мои первые реальные контакты с соратниками Фиделя были связаны с работой в Госфильмофонде и участием (первоначально в качестве переводчика) в деятельности Международной федерации киноархивов (ФИАФ). Директором Кубинской синематеки, созданной при ИКАИКе, в те годы был Эктор Гарсия Меса, но на конгрессы ФИАФ чаще приезжал руководитель отдела международной деятельности института Саул Елин. Блестящий трибун, свободно говоривший на нескольких европейских языках, он был идеальным послом доброй воли для союзников и друзей и, конечно, разведчиком во враждебном империалистическом окружении. Найдя без труда несколько общих языков, мы с ним подружились, и мне это пригодилось в дальнейшем.
Саул рано ушел из жизни. Однако когда я, уже в начале 80-х, впервые попал на Кубу на фестиваль Нового латиноамериканского кино, достаточно было назвать имя Елина, чтобы стать своим в сообществе лучших кинематографистов континента — от бразильца Фернандо Бирри до венесуэльца Тельмана Урхельеса, тем более что именно тогда я впервые по-настоящему, хоть и с трудом, заговорил по-испански (почему и напросился в командировку на Кубу). Таким образом мне удалось застать (пусть на излете) революционный энтузиазм и единство устремлений деятелей не только кино, но и культуры целого континента на острове, который продолжал символизировать возможность победы над мировым империализмом.
Тогда я впервые встретился с Фиделем и его ближайшими соратниками, в том числе с бессменным директором ИКАИКа Альфредо Геварой. Однако поразило меня не непосредственное общение лидера с участниками и гостями фестиваля, а его публичное выступление на митинге в честь национального праздника, на который нас тоже пригласили. Четырехчасовая эмоционально насыщенная речь Фиделя без бумажки и без запинки, прерываемая лишь овациями восторженной толпы, — впечатление незабываемое, как и темперамент его соотечественников не только в аплодисментах, но и в безудержных танцах на песке.
При этом во всем безусловно чувствовались и экономические трудности, и давление нищеты. Помню, как на каком-то из официальных приемов толпа дежурила у места выхода официантов, чтобы успеть ухватить стакан фирменного алкогольного напитка «Куба либре» — коктейля из рома с кока-колой. Тогда же родился неологизм: нам предлагали не столько кофе с молоком, сколько молоко с кофе. Вместе с тем осадное положение лишь укрепляло солидарность кинематографистов, которые привезли сюда свои новейшие работы на мировую премьеру.
Когда я вернулся на тот же фестиваль спустя четверть века, атмосфера резко изменилась. В программе уже никаких премьер — одни повторные показы латиноамериканских картин, уже известных по другим фестивалям. В целях экономии я остановился дома у француза, который когда-то переехал сюда на волне всеобщего энтузиазма, да так и застрял. Постаревший Альфредо Гевара был тенью самого себя, а нищета, как раковая опухоль, стала повсеместной и уже ничем не компенсировалась.
Смерть Фиделя спустя еще десятилетие стала последним актом великой утопии. Надежды Ги Эннебеля не оправдались. Как чилийская кинематография родилась и погибла вместе с Сальвадором Альенде, так и кубинская разделила судьбу Фиделя Кастро. За расцвет культуры приходится расплачиваться.
Мораль сей басни такова: даже самая нищая страна может противостоять самому могучему врагу, пока жив ее харизматический лидер. Ну, а потом…