Прибежали в избу дети.
Второпях зовут отца:
Обманул нас Фукуяма!
Нет истории конца…
Этот стишок развеселил часть аудитории социальных сетей, склонную осмысливать будущее в свете ценностного поиска.
И впрямь — гипотеза о торжестве либеральной цивилизации, означающем устранение идейных и иных противоречий (то есть конец истории) не подтверждается. До полного решения задач социальных инженеров и политических стратегов дело не дошло. Новые вызовы испытывают на прочность идеалы современного мира.
Они включены в Маастрихтский договор о создании ЕС. И являют, как считают стратеги и проектировщики союза, его ценностную основу: уважение человеческого достоинства, свобода, демократия, равенство, правовое государство и соблюдение прав человека, включая права меньшинств… Плюрализм, отсутствие дискриминации, терпимость, справедливость, солидарность, равенство полов.
Таково «культурное, религиозное и гуманистическое наследие Европы». Оно дает повод считать, что — да, ее народы в их разнообразии объединяют валюта, рынок и гражданство. Плюс внешняя политика и система безопасности. Также «пространство правосудия без внутренних границ и свобода передвижения». Но основа единения — эти идеалы. Универсальны ли они? Вопрос. Их сторонники есть везде. Но свои они не для всех.
Для миллионов людей жизнь — это модернизация и развитие. В ней все меньше табу и фобий. Но в то же время быт иных миллионов диктуют страхи и запреты. Эти спрашивают: почему нет? Те: почему — да?
Марксовский тезис «бытие определяет сознание» — не для всех истина в последней инстанции. Разве мало тех, кто отвергает то, что для других членов одного с ними общества — норма? Примеров много. Насмешки над женщиной за рулем — вызов ценности равенства полов. Попытки контролировать творчество, информацию, стиль жизни, вероисповедание — неприятие ценности свободы. Злобность к расам, этносам, классам — отказ от идеала терпимости. А связанные с ним репрессии и запреты — отрицание прав человека (включая права меньшинств).
Взаимное неприятие ценностей (плюс конфликт интересов, этническая рознь, культовый фанатизм, боязнь «чужого») веками ссорит Восток и Запад, Север и Юг, мусульман, индусов, иудеев, христиан... Как и разные ветви ислама или конфессии христианства. Верующих и атеистов. Секулярную среду и прихожан.
В XVII веке в России церковные и светские реформы патриарха Никона и царя Алексея, а вскоре и проекты императора Петра, многих повергли в ужас. Кто-то принял новые времена за последние. И ринулся из «царства антихриста».
Исправление обрядов и книг, ликвидация патриаршества, «немецкое» платье, бритье, табак, быстрые перемены в обиходе, пугали народ. И самые боязливые пошли в глушь. К религиозным консерваторам — раскольникам. Их крайнее крыло сулило спасение в самосожжении и добровольном смертном посте. Надо «гибнуть “за един аз”!» – учили они. Ибо «от правильности буквы и обряда зависит спасение души», а правильно «лишь то, что исстари употреблялось…» Умеренное же крыло звало строить общины вдали от блудной Москвы и гиблого мира.
Схожие призывы слышны и сейчас. Из Штатов. Прежде протестант и католик, а ныне православный Род Дреер, пишущий для ресурса The American Conservative, советует покидать постхристианский мир. Уносить с собой нормы и запреты, что исстари употреблялись. Стать как Бенедикт Нурсийский — общий для православных и католиков святой, бежавший в VI веке от мира и основавший первый монашеский орден.
Но от чего хочет бежать Дреер?
От мира, погрязшего в пучине сексуальной революции.
Дреер смущен равнодушием к секс-меньшинствам, однополым и «открытым» бракам и т.п. В разнообразии сексуальности он видит угрозу. Но считает, что борьба невозможна. И надо бежать, не дожидаясь падения в геенну.
Откуда эта презумпция скатывания цивилизации в ад? Не из страха ли перед другим, не из той же фобии? И почему пугало — «сексуальная революция»? Да, говорят, она глобальна (хоть и отличается в Бразилии, России, Индии, КНР, ЮАР и т.д.). Но ведь в мире еще не изжиты война и эксплуатация. Полицейский произвол и неправый суд. 200 тысяч христиан, по данным организации Open Doors, терпят гонения в ряде стран от Северной Кореи до Ирана. Такова «ужасающая реальность». Одна из ее причин — глухота к Благой Вести. Но верующие несут ее миру. Так надо ли покидать его более чем двум миллиардам христиан из-за секс-революции?
Да и есть ли она? Сильно ли она страшнее оргий Калигулы, шалостей византийских матрон, грез Коллонтай, проказ хиппи. Общество переварило их. И пошло дальше.
В другой революции — технологической — сомнений нет. Но пугает она немногих. Христиане легко находят применение ее плодам. Прежде в храмах горели лишь свечи. Теперь сияет электричество. Духовенство и паства освоили компьютер и интернет быстрей, чем станок Гуттенберга. Печатная икона никого не удивляет. Еще меньше — христианские сайты. Вряд ли удивит и образ, скажем, святого Николая Чудотворца объемный и в полный рост, созданный электронной оптикой. Конструктор ракет Сергей Королев глубоко веровал. И я не уверен, что кого-то смутит новость о священнике, что получив благословение, пройдет курс подготовки космонавта. Не так давно в ходе солидной богословской дискуссии возник вопрос: как нести свет Христов в дальние миры?..
Да, иные готовы упрекнуть христиан в чрезмерном консерватизме и заявить, что «костер Джордано Бруно еще дымится». А кто-то — срывает спектакль «Идеальный муж», крушит скульптуры Сидура в «Манеже», атакует музей ГУЛАГа, пугает людей введением ИНН… Религиозный экстремизм, как и нервозность атеистов, замешаны на все тех же фобиях и непривычке к терпимости и плюрализму, неприятию дискриминации. Разве могут сочетания цифр или девайсы, как и их пользователи (что бы они ни делали и ни писали), повредить вероучению, живущему два тысячелетия, которое не одолели ни язычники-нацисты, ни атеисты-большевики?
Христианство находит применение технологическим и научным достижениям, так как оно — не зона запретов, а сфера свободы. Свободы отказа от зла во имя блага. Христиане не клеймят, а скорбят о том, что пугает Дреера и таких как он. И знают: «…более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках…» (Евангелие от Луки, 15:7).
Допустим, Дреер или его последователи организуют полностью закрытые общины и откажутся от масс-медиа — радио, кино, ТВ, сети? Как же тогда читать его в The American Conservative? Или беглецы создадут образцово благочестивый интернет последних времен? Лишенный прелести интернета века сего?..
В Евангелии от Иоанна Христос говорит ученикам: «Я избрал вас от мира» (15:19), но велит не скрыться, а трудиться: «Я поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод…» (15:16).
Это — лучший ответ Дрееру. Место христианина — в мире. Ему не надо там адаптироваться. И нечего бояться. Поскольку мир принадлежит ему так же, как и другим верующим. И атеистам.
Писание возвещает христианам спасение и Праведного Судию. Так в чем же смысл — в бегстве от мира? Или — в обретении в этом мире Святого Духа, чему учит св. Серафим Саровский?
Прочее зависит от верующего — американца ли, россиянина ли и любого другого — если он вдохновлен советом апостола Павла «сбросить ветхого человека» и обновиться в вере «где нет ни эллина, ни иудея… варвара, скифа… но все и во всем Христос» (Колосс. 3:10-11).
А что же Фукуяма? Да, конца истории не видно. Но, похоже, он не обманул. Просто поспешил.