Есть официальный список домов, предназначенных к сносу. Его можно найти в интернете. Кроме того, есть постановление правительства Москвы о реконструкции всех домов с деревянными перекрытиями до 2020 года. Списка этих домов я не видел. Есть кадастр Москвы с характеристиками всех инвестиционных участков. Это закрытый документ, поскольку он представляет серьезную коммерческую ценность, и инвесторам его продают частями в зависимости от их интереса к участку. Не думаю, что есть какой-то закрытый список домов в целом, поскольку это определяется конкретным участком и конкретной инвестиционной программой.

У города есть генеральный план. Там много разных линий, это серьезный документ. А если попытаться выделить самое главное - путь, по которому сегодня развивается город, то это архитектура как бизнес, как товар. Я хочу подчеркнуть, что это вовсе не всегда так. Скажем, в сталинское время генеральная линия – это архитектура как власть, а в хрущевское – архитектура как прогресс. Сегодня архитектура как деньги. Соответственно, качество и эффективность архитектуры определяется эффективностью оборота средств. Это касается офисной недвижимости, коммерческого жилья, чего угодно.

Надо понимать, что такое генплан Москвы. Это сложный многотомный документ, где по каждому направлению даны цифры, цели и территориальные планы. Если это насмешка, то очень фундаментальная. Сравнить два генплана – актуализированный и 10-летней давности – трудно, потому что это развитие одной стратегии. Актуализированный генплан прежде всего гораздо конкретнее по отношению к каждой территории. Ну, если говорить о какой-то общей направленности этого актуализированного генплана по сравнению с образцом 1998-го года, то, пожалуй, план 1998-го года был более либеральный по своей идеологии. Он был построен на идее "разрешено все, что не запрещено". Вот есть у нас в городе район, и в нем нельзя что-то строить. Например, в спальном районе нельзя строить казино. А все, что не запрещено, то можно. Сегодняшний генплан более "советский": там предписывается, что в этом месте мы построим жилье, а в этом – склады. Дело в том, что город сегодня стал активнее участвовать непосредственно в строительном процессе. До этого он создавал правила игры, теперь сам выступает как девелопер и ставит себе какие-то задачи. Но я не думаю, что это сознательная идеологическая редакция. Просто общий тренд государства больше все определять и оставлять меньше непредсказуемых территорий для развития отразился и в стратегии генерального плана. В целом генплан – это тот же документ, просто в нем раньше говорилось, что и где не хотят видеть, а теперь уточнили, что и где хотят.

Не думаю.

Сейчас мы находимся в следующей ситуации. Недовольство строительной политикой московских властей распространено очень широко. С другой стороны, оно пока не организовано, и вряд ли серьезно будет организовано в ближайшее время. Такие функции организации обычно берут на себя партии, а у нас оппозиционные партии малоэффективны. "Яблоко" пытается как-то направить этот процесс, но, по-моему, ему существенно мешает его собственная узкая электоральная ниша. Попросту за памятники переживают люди более широкого политического спектра, чем те, которые поддерживают "Яблоко".

Впрочем, общественные движения, которые могли бы как-то защищать памятники, так или иначе образуются. Им достаточно активно развиваться не дают – периодически, как только они чего-то достигают, их приглашают к диалогу, лидеров включают в какую-нибудь комиссию и они становятся частью системы. При том, что их никто не слушает. Покойный Алексей Ильич Комеч был членом всех возможных комиссий и везде голосовал против, потом ответственные чиновники выходили к журналистам и говорили: решение о сносе приняла комиссия из авторитетных специалистов, в том числе ее член – Алексей Комеч. Сейчас в принципе вокруг сайта "Москва, которой нет" образуется новое поколение защитников памятников, и оно будет набирать какую-то силу, и дальше уже вопрос, как городская власть с ними договорится. Может, они будут щепетильнее своих предшественников, может, нет. Это вопрос именно защиты.

Если же говорить о каком-то институте аналитиков и экспертов, который мог бы прогнозировать развитие города и предлагать перспективы развития в альтернативном режиме, то не думаю, что в ближайшее время такой появится. Совершенно непонятно, кто может финансировать такие исследования. Непосредственно до кризиса наши крупнейшие девелоперские компании подходили к той ситуации, когда им нужен был некий посторонний прогноз и посторонние идеи. Из этого мог бы постепенно образоваться какой-то альтернативный институт урбанистики. Но сейчас, думаю, это нереально.

В европейских городах и в США третьим источником формирований альтернативной точки зрения является движение так называемых архитекторов-адвокатов (в Штатах они так называются). Это юристы, специализирующиеся на урбанистических проблемах и отстаивающие интересы жителей. Это производное их судебной системы, и нам оно не грозит в ближайшее время.

Так что кроме прямого общественного движения я пока никаких перспектив не вижу.

Сейчас очень позитивно. Пока я на них возлагаю большие надежды. Тут дело не только в том, что они делают сами, хотя это и важно. Но и те инкорпорированные в лужковский строительный комплекс эксперты, чья позиция в силу ангажированности делается, скажем так, слишком взвешенной, очень ободряются от таких движений. Это приводит всех экспертов в чувство. Чиновники вдруг вспоминают, ради чего они вообще-то эксперты, какой-то идеализм в них просыпается.

Думаю, нет, разве что с железной дорогой... И то проблема, потому что московские железные дороги не принадлежат московскому правительству, и тут неясно, как действовать.

Это все разумные меры с точки зрения организации транспорта и транспортной системы. В Москве действительно размер квартала в 3-5 раз больше, чем в европейском городе, и проехать негде. Но это вопрос денег – земля стоит дорого. Для того, чтобы так изменять планировку, надо каким-то образом выкупить землю с домами и пробить через них улицы. Такие вещи обычно делаются в ситуации, когда права на жилье и на землю практически не действуют. Революция или диктатура. Когда жизнь нормальная, это так дорого, что ничего не получается.

Я люблю Бульварное кольцо, больше всего – Страстной бульвар, мне нравится, как он уходит вверх, и как виднеется церковь вдали. Там что-то осталось от старой Москвы. Есть и какие-то личные привязанности, связанные с моей биографией, мне нравятся места, где я вырос, жил. Нравится Остоженка, где я родился; Воробьевы горы и Университет, где я учился...

Я в течение всего этого года регулярно публиковал в одном из журналов свой личный рейтинг зданий, которые лично мне кажутся хорошими. Вышло примерно 25 зданий. Кто интересуется, может их найти на портале Архи.ру.

Первый этап самый непонятный. Неясно, кому принадлежит инициатива. То ли инвестор, гуляя по Москве, решает: "Какое интересное место, почему бы нам здесь чего-нибудь не построить" (так происходило с "Апельсином" - это была личная инициатива Елены Батуриной). Иногда, напротив, в Москомархитектуры инвестору намекают, что место надо перестроить, как было с Гостиным двором. Потом уже под это создается какое-нибудь ООО, которое реализует этот проект. То есть первая инициатива не формализована, и неизвестно, откуда она может идти.

После того как инициатива проявлена, заказывают проект реконструкции и одновременно историческую экспертизу. Без нее делать проект невозможно. Но поскольку они сами оплачивают эту экспертизу, она бывает очень странно сделана. Я читал эти обоснования по участкам, и иногда видно, что это совершеннейшая халтура. Иногда люди работают всерьез.

Так или иначе, смысл этого документа заключается в том, чтобы он был. Его внимательно читают только в случае, если проект почему-то решили не утвердить. Тогда обращаются к материалам, которые там собраны. Формально этим должна заниматься какая-либо из фирм, которая близка к Москомнаследию, формально это должна быть фирма, которой оно доверяет. Реально это фирмы, которые организовались из его бывших или действующих сотрудников. После, если речь идет просто о сносе старого здания, то документы идут в комиссию по сносу. В случае если о реконструкции – в Москомархитектуру на согласование. Согласований у нас много, все описывать я не буду, но в общей сложности надо получить порядка 200 подписей. После чего, в зависимости от значимости памятника, это выносится либо на заседание градостроительного совета, либо общественного совета при мэрии города и рассматривается по сути. Затем, если проект утверждается советом, идет проектирование.

Если пытаться оценивать эту систему, то она так тщательно изображает свою незаинтересованность и неподкупность, что видно, насколько она на самом деле не такая. По сути одного экспертного совета историков достаточно, чтобы понять: предлагается нормальный проект или нет. А если это распылить по двадцати пяти разным комиссиям, то вроде как никто не отвечает за это решение, а с другой стороны получается, что из них – 17 за и 8 против, и вроде как все нормально. Система бюрократизирована и рассчитана на некую коррупционную составляющую.

Да, судьба очень несчастливая. Последний проект был концерна "МИАН", который собирался там делать бутик-отель. В общем, это была достаточно качественная идея. По крайней мере, здание было бы сохранено по финансовой модели, которая позволила бы ему существовать. Сейчас из-за кризиса к этому проекту если и обратятся, то в последнюю очередь.

Что тут скажешь? Есть духовная память, значимость русского искусства, национальное достоинство. Это важные вещи, но они плохо измеряются финансово. Есть содержание здания, которое в центре Москвы имеет вполне ясное выражение в деньгах. И когда вы должны сопоставить миллионы долларов и мнение экспертов о том, что это важный памятник конструктивизма, очень трудно одно свести с другим.

Там будут, по крайней мере в планах, хотя бы отчасти воссозданы очертания исторического квартала Зарядья до строительства гостиницы. Фасады зданий будут стилизованы под старину, по-моему, не самого лучшего свойства. Изнутри это будет многофункциональный комплекс. Квартал, который включает в себя гостиницы, офисы, магазины, ритейл, рестораны, а также учреждения культуры. Возможно, там будет музей президентов России (то, что постановила сделать Госдума).

Этот проект делает Норман Фостер совместно с ГУП "Моспроектом-2".

Изначально он был несколько более интересным. Но по мере согласования с Москомархитектуры он теряет свой английский привкус и становится вполне себе характерным лужковским проектом. Сложно предположить, как повлияет кризис на реализацию проекта. Поэтому о конкретных сроках начала строительства сказать не могу.

Проект площади Гагарина давно делал архитектор Платонов. Это тот же архитектор, который еще в советское время строил здание президиума Академии наук, которое у нас называют "золотые мозги". Еще в 60-е годы Платонов участвовал в конкурсе на проект площади Дефанс в Париже и добрался до очень высоких ступеней (занял то ли 3-е, то ли даже 2-е место). Он придумал строить арку, но немного не такую, которая там реально была построена. И он решил поставить ее на площади Гагарина. Это два небоскреба, соединенные третьим, висячим – гигантская арка въезда в Москву. Ее функциональное наполнение не слишком пока понятно, поскольку проект регулярно перекупают друг у друга разные инвесторы, и каждый вносит что-то новое. Прямо перед кризисом проект покупала "Интеко", не знаю, купили ли. Насколько я понимаю, сейчас до стадии проекта дело опять не дошло.

В принципе, я не очень понимаю, почему на улице Косыгина нельзя строить. Понятно, что местным жителям это может быть неприятно, и тем не менее.

По поводу кирпичей не знаю. По-моему, там нормальный кирпич. Ну да, конечно, через 100 лет разница между ним и историческим будет более заметна, но может это и неплохо? Памятник начнет как-то проступать сквозь новодел.

А насчет того, зачем вообще нужно было Царицыно реставрировать – знаете, есть такая, что ли хозяйственная логика мэра, которую разделяет большинство населения. Она заключается в том, что если у нас есть парк и в нем стоит руина, то в парке непорядок. Хотя в Европе масса мест, где есть руины, руина – это часть пейзажного парка, и очень красивая. Но нам это как-то непонятно. Если бы у нас был Колизей, мы бы его достроили, перекрыли светопрозрачным покрытием и отдали футболистам. Для нас привести в порядок парк "Царицыно" - означает построить дворец. Построили.

Это очень варварская логика, но что с ней сделаешь? Ведь был своего рода референдум. Был другой проект, по которому парк тоже вычищался, но при этом сохранялись руины. Но более 90 процентов жителей поддержало идею строительства этого дворца. Значит, это понадобилось москвичам, большинству.

Здесь названы почти все планы, по которым были предложения, но они очень маргинальные и они не находили особой поддержки. Я надеюсь, что ничего из этого воплощено не будет. Это все новоделы, и какой смысл их строить, я совершенно не понимаю. Я вообще против воссоздания утраченных памятников. Если у нас есть пустое место на Покровке, и там потеряна церковь, давайте построим новую церковь, давайте проведем на нее конкурс. Но зачем делать слепок по фотографии, я не понимаю.

Отдельно о Кузнецком мосте в Царицыно – это была первоапрельская шутка одного пиарщика из мэрии, который пустил по агентствам новость, что, мол, собираются выкопать Кузнецкий мост и поместить его в Царицыно. Как ни странно, эта байка живет уже больше двух лет.

Сама по себе идея строительства альтернативного делового центра в Москве представляется мне разумной. Но что касается "Сити", то я согласен с критикой Прохорова. Представьте себе: у нас есть башня "Россия" высотой 600 метров. У нее дневная посещаемость – 25 тысяч человек, считайте, что это три Звенигорода. Представляете себе: в семь часов вечера три Звенигорода вышли на одну площадку и пытаются с нее уехать. Они там будут стоять до семи утра.

Район небоскребов требует огромного количества транспортных развязок. Это не просто метро, а даже несколько линий метро, линия для наземного общественного транспорта, отдельная линия для личного транспорта, отдельная – для грузового. Представьте 25 тысяч человек - сколько им нужно еды, канцтоваров и прочего. Это бесконечные машинные разгрузки. Все должно быть на разных уровнях, а поверху хорошо бы ходить пешком. И это – одна такая башня, а в "Сити" их планируется сорок, хотя, конечно, не все такой высоты, ну, в два раза ниже. Но проблемы-то те же самые. Там одна ветка метро и плохой автомобильный подъезд, даже при том, что сейчас начали работать далеко не все сотрудники, уже возникает транспортная проблема.

Здесь все сильно зависит от экономики. В тот момент, когда окажется, что "Сити" находится в транспортном коллапсе, и новые небоскребы невозможно сдавать, пока ты не решишь транспортную проблему, тогда люди начнут вкладывать деньги в эти развязки и транспортные коридоры.

Пока ничем. Подземной парковки, видимо, не будет. А что будет – проект пока не утвержден.

Дом вошел в реестр памятников Москвы, памятников, охраняемых на местном уровне. Я не очень понимаю, почему ситуацию надо называть воровством. Частный инвестор купил у потомка Мельникова половину дома, потом еще часть, и сейчас ему принадлежит три четверти дома (там, правда, есть спорные имущественные права). Четверть принадлежит двум внучкам Мельникова, которые друг с другом находятся в сложных отношениях и бесконечно судятся, каждая за свою одну восьмую.

Нынешний владелец трех четвертей этого дома сенатор Сергей Гордеев всерьез заявлял, что хочет сделать там музей, что соответствует завещанию сына Мельникова, который завещал свою одну четвертую дома государству при условии, что будет сделан музей.

Проблема в том, что государство не может сделать музей. Нужна строка в бюджете, нужна госсобственность, иначе музей сделать не получается. То есть по завещанию дом переходит государству, когда оно сделает музей, а по закону музей можно делать, когда дом перейдет государству. Тупик. Сенатор мог бы сделать частный музей, но у нас в России такая форма не то, чтобы вообще не практикуется, но очень немного этих частных музеев. Я только Зверевский центр современного искусства знаю. Государство не понимает, как себя с этой формой вести. По идее, все хотят из дома Мельникова сделать музей, у всех благородные намерения. Но все-таки, это частная собственность.

Сейчас наступает кризис. А вдруг сейчас господин Гордеев возьмет да и продаст кому-нибудь свою часть? Тогда будет катастрофа. Вдруг появится менее благородный инвестор...

Я на 90 процентов уверен, что здание не будет построено. Елена Батурина в нынешней кризисной ситуации несколько охладела к этому проекту. Бюро Фостера работу над ним прекратило. Осталась группа в Москомархитектуре, которая работает над генпланом территории, предполагающим снос ЦДХ и строительство новых зданий для Третьяковской галереи и ЦДХ. Но это означает, что они этот генплан вместе с инвестиционным предложением выставят на конкурс, а на этом конкурсе кто-то должен победить. Все документы к конкурсу, видимо, подготовят к началу марта, когда планируется резкое ухудшение финансовой ситуации. Я думаю, что проводить конкурс в данной ситуации совершенно безнадежно. Если дело отложить до конца кризиса, то это уже надо обо всем думать заново.

Они лежат, разобранные на части, и никто не знает, как их собрать. Не то, чтобы совсем не знают, но есть разные точки зрения на то, как это делать: как делать каркас, как соединять части, а так же куда памятник ставить. С разбором "Рабочего и колхозницы" была какая-то ужасная история. Зря это сделали.

Конструкция придумывалась под площадь у ВДНХ, там думали воссоздать павильон России в Париже в 1937-м году, где были выставлены "Рабочий и колхозница". Внутри павильона должны были быть магазины. Теперь инвестора у проекта нет, и непонятно, кто должен платить за реставрацию. И куда ставить – на старое место или строить этот павильон? Было предложение от "Мосфильма" поставить памятник прямо напротив входа в киностудию, поскольку он – символ "Мосфильма", любой их фильм начинается с этой знаменитой заставки. По-моему, хорошее предложение, но как-то оно не прошло – все были против.

Но думаю, что это такой значимый памятник, такой шедевр, что когда-нибудь его все равно восстановят. Потерять такую вещь – все равно, что потерять Нику Самофракийскую. Памятник будет лежать некоторое время, но его все равно восстановят. Бывают вещи, которые сами себя защищают. Как храм Христа Спасителя – снесли и построили снова.

Никогда. Они постепенно впишутся в облик города, и все будут считать, что так и надо. Там странная ситуация. Я сейчас не говорю про скульптуры Зураба Константиновича, которые могут не нравиться. Но у нас есть безымянный Остров прямо в центре. Это промзона шоколадной фабрики. Выглядит это очень странно – не может торчать фабрика прямо напротив Кремля. Попытки что-то с этим островом решить предпринимаются постоянно. Может, и нелепые, как памятник Петру. Но облик города в этом месте в конце концов будет изменен. Это очевидно.

Мне представляется, что есть шансы сохранить свой исторический облик у города, который попросту не является родным для большей части населения. А вот у города, у которого туристов всего 3 процента от дневного населения, таких шансов очень мало.

Это вопрос, насколько экономически обосновано сохранение. Здесь, с одной стороны, сталкиваются воспоминания бабушек и дедушек, которые в юности целовались на бульваре на лавочке, с другой – миллиард долларов, который можно заработать, если эту лавочку снести и все кругом перестроить. Трудно сделать так, чтобы миллиардеры оплатили воспоминания пенсионеров. Никакой закон не выдержит такого давления денег, особенно у нас.

Исторические города сохраняются не тогда, когда в них много коренного населения, а когда есть достаточное количество туристов. В Риме и Париже нельзя сносить исторические здания не потому, что закон этого не позволяет, его и там можно обойти, а потому, что потери будут гораздо больше, чем то, сколько на этом можно заработать. Потому что надо будет компенсировать городу отток туристов. А как компенсировать, если там по четыре миллиона людей приезжало? Они питались, жили в гостиницах...

А почему бы не построить рядом другой центр Москвы - и ломать ничего не надо. Я не вижу альтернативы "город-музей" или "город развивающийся". Это ложный, навязанный миф. Развиваться нужно цивилизованно, надо соблюдать некоторые правила приличия, тогда все будет в порядке.

Насчет индивидуальных домов и таунхаусов не очень уверен. Это ситуативная вещь. Сейчас действительно большинство среднего класса в Америке и Канаде живет в коттеджах и таунхаусах, но такое утверждение не очень верно для Европы. Стандарты жилья в России, разумеется, будут приближаться к западным. Они и так приближаются. Если вы посмотрите нормы жилья, которые существовали в 20-м веке, то здесь у нас очевидный прогресс, потому что после революции это было 5 квадратных метров на человека, и даже к 1940-м эта норма понизилась до четырех, а в некоторых городах даже до двух метров на человека. Это меньше, чем норма в тюремной камере. Это было 60 лет назад, не так давно. На сегодняшний день норма – 14 метров. Это довольно существенный рост.

Спасибо за лестный отзыв. На новую книжку авторских колонок, которые я веду в прессе, пока еще не набралось.

Что касается художественной литературы, то это все-таки другой жанр. Я скорее занимаюсь эссеистикой. Однажды я в раздражении написал детектив, который начинался с того, как охранники памятников убивают Ресина, но потом мне его стало жалко, и убийцу мне не удалось нормально изобразить, в итоге интрига у меня развалилась. Начало было хорошее, а дальше стало хуже.

С кого спросить? С рынка, наверное. Это вопрос об альтернативных точках зрения на развитие города. У нас их нет. Развивается все с позиций бизнеса. А бизнес патологичен. Если сделали один проект, и он хорошо пошел, давайте сделаем второй, третий – пока получается. Если у нас есть престижное жилье по Кутузовскому проспекту, которое переходит в Рублевское шоссе – давайте еще построим там престижного жилья. То есть у нас район, который все время вырастает в престиже по жилью.

С другой стороны, есть восток города, та же Капотня, непрестижный, очень плохой. Там цена на жилье в 10 раз ниже, чем топ рынка. Ну тогда там и строить надо плохое и еще хуже, давайте сделаем там общежития для временных рабочих, гетто и промышленные склады. Хотя, в принципе, если там хоть раз построить что-то суперское, то цена всего вокруг сразу бы возросла. Представляете, построить там "Апельсин" - все вокруг взлетит в три раза. Вы сразу миллиард долларов заработаете только на этом. Но для этого нужен альтернативный центр развития, который что-то такое придумывает. А сейчас весь спрос с рынка.

Нет, с этой стороны коллапс не наступит. Это как история про пятиэтажки. Мы придумали, что наступит коллапс, так как они выработали срок годности. У нас пятиэтажка – самое популярное здание в истории мировой архитектуры, оно построено тиражом в сотни миллионов экземпляров. И ни одна не упала, а мы ждали, что все упадет. Понимаете, когда изделие находится в таком количестве, и ни одно не ломается, говорить, что мы в критической ситуации, просто несерьезно. Единственный смысл их сноса – освободить территории и получить инвестиционные квартиры для спекуляций. Теперь пятиэтажки практически закончились, и лоббисты из той же группы хотят ломать раннего Брежнева, мол, очень плохие 9-ти этажные дома. А там перейдут к 12-ти этажным. Есть понятные бизнес-схемы, и они хотят дальше работать, поэтому возникают такие вопросы.

Я жду коллапса с другой стороны. В Москве построено огромное количество инвестиционного жилья, то есть люди покупают квартиры для того, чтобы не "портились" деньги – жилье дорожало быстрее инфляции. Люди там не живут. Теперь представьте себе сотню домов, которые стоят пустые по десять лет. Потом в них одновременно включили воду, электричество и газ. Случилось наводнение, короткое замыкание и взрыв – вот это коллапс. Нам предстоит удивительная вещь - реконструкция города, который не был заселен. Это будет на повестке дня в ближайшие десятилетия.

Здесь странная ситуация. Приходит в наш павильон на биеннале масса людей, сотнями пишут "спасибо большое, было очень интересно, это единственный павильон, где есть архитектура". Но есть несколько людей в России, которые увидели в этом позор. И переживают за меня острое чувство стыда. Особый случай отзывчивости.

Гонорары. Хорошилов от гонорара отказался. Это была его личная договоренность с министром Авдеевым, иначе ему нельзя было этим заниматься. Я лично должен был получать по две тысячи долларов в месяц за десять месяцев работы. Но из-за кризиса у нас отпал ряд спонсоров, образовалась дыра в бюджете на 250 тысяч евро, и денег сейчас не хватает, чтобы вывести экспозицию в Россию. Так что получилось, что я сделал биеннале на общественных началах. Не могу сказать, что этим горжусь, но раз спросили – получите.

Вопрос про отвратительные тележки. Вот я и придумал, что все здания должны быть на тележках. Я и Хорошилов. Там на биеннале в русском павильоне шахматная доска, на ней происходит партия между русскими и западными архитекторами за то, кто будет строить в России. Мне хотелось показать одновременно и саму шахматную партию, чтобы здания ездили по доске, и неукорененность всех этих проектов в реальной российской жизни. Вот этот момент относительности того, что все это сейчас возьмут и увезут, и Россия этого даже не заметит, мне был важен. Внизу, в нашем павильоне, я показывал инсталляцию Николая Полисского, который сделал своего рода образ русского ландшафта, и мне хотелось показать, что между ландшафтом и зданиями есть некий зазор.

Почему я и замминистра культуры РФ Хорошилов, не будучи практикующими архитекторами, курировали этот павильон? Вообще-то это принято. Александр, видимо, не очень знаком со способом устройства архитектурных выставок. Их никогда не делают практикующие архитекторы. Их делают кураторы, это другая работа. Если практикующий архитектор становится куратором, он норовит выставить то, что сам же и построил. Именно поэтому зовут посторонних людей, которые могут на все взглянуть критически и со стороны. В этой функции выступали я и Хорошилов. Он делал выставки "Москва-Берлин", "Москва-Рим". Его попросили поучаствовать в курировании этой выставки именно потому, что ей придавалось большое значение. Хотелось, чтобы она была хорошей. Для многих так и получилось, за исключением людей, которые испытывают чувство позора, но что уж тут поделать? Надеюсь, со временем они как-то оправятся.

Мне лично страшно стыдно за другое. Когда биеннале уже открылось, я написал статью в "Коммерсанте", где описывал национальные павильоны разных стран. Там было много художественных инсталляций и презентаций разных научных исследований. Чтобы дать читателю представление о специфике этих исследований, я напомнил, что главный куратор биеннале, Арон Бецки, приезжал в Москву и выступал с лекцией о сексуальности города с точки зрения гея. Нет сомнений в том, что это некая философия, наука, но мне она не интересна. Я вовсе не имел в виду, что вся эта наука или вся биеннале сделана с гомосексуальных позиций. Просто в рамках архитектуроведения с 90-х годов распространено осмысление архитектуры через фрейдизм, экзистенциализм, фрейдо-марксизм. Я сам писал десять лет назад такие статьи, а теперь не вижу пользы в таких исследованиях.

Это я и хотел сказать, но по смыслу высказывание получилось совершенно гомофобское. Фашистское попросту. Бывает так – занесет, потом прочтешь в газете, что сам же написал, и прямо передергивает от омерзения. Это действительно позор, и если бы Александр меня спрашивал об этом, я бы с ним согласился. А так... Ну, спасибо по крайней мере, что он мне дал повод извиниться за статью, которая мне глубоко противна.