1. Проект очень показательный, мне кажется, что он соответствует духу современности, потому что точно отражает последствия той информационной революции, которая свершилась не вчера и даже не позавчера, а, наверное, в начале 1990-х, когда интернет из секретного коммуникационного проекта Пентагона стал превращаться в массовую сеть, ориентированную на широкий круг людей. Сайт WikiLeaks интересен еще и потому, что показывает, как имеющиеся практики дипломатической работы, взаимодействия власти, государства и СМИ сегодня проявляются в глобальной информационной среде, какие глобальные информационные эффекты они производят. Мне кажется, что сегодня мы стали свидетелями возросшей открытости в жизни общества. Это одновременно показательный и проблематичный момент, потому что не очень понятно, сможет ли сохраниться такая открытость в дальнейшем, или те процессы, свидетелями которых мы являемся, наоборот, приведут к закрытости.

2. Дипломатические тайны существовали всегда, и стремление широкой публики или противников узнать эти тайны тоже были всегда, утечки из дипломатических источников происходили и до сегодняшних разоблачений. Понятно, что в отношениях стран всегда есть сверхдипломатические секреты, о которых не стоит информировать весь мир, при этом очевидно, что многие общества, государства и международные политические отношения не готовы к тому, чтобы все тайное дипломатическое стало явным. Да и сами дипломаты к этому не готовы. Но, в принципе, последствия деятельности WikiLeaks в очередной раз подтвердили наличие недоверия и у людей, и у СМИ к глобальной дипломатии и к дипломатическим структурам, которые функционируют в мощных державах.

Я думаю, что проект не дает полного представления, не формирует полного понимания того, что происходит в коридорах мировой дипломатии. Я посмотрела материалы сайта, почитала переписку, опубликованную на сайте WikiLeaks, и увидела в них довольно много общеизвестных фактов. Я бы не сказала, что в этих телеграммах содержатся какие-то сверхсекреты, они, конечно, еще могут появиться, но я с трудом в это верю. Думается, что недоверие к власти, которое уже сформировано у широких слоев избирателей, у многих отдельных граждан, с публикациями WL только усилится. Но, повторяю, я не считаю это какой-то исключительной ситуацией.

Лента.Ру: Вы говорите про все страны?

Думаю, что можно говорить про абсолютное большинство стран. В разных обществах глобализирующегося мира очевидны общие закономерности, и независимо от того, какой строй характеризует конкретное государство – либеральный, авторитарный или патриархальный, благодаря новым информационным технологиям мы обнаруживаем, как функционирует современное государство, и как в его деятельности проявляются общие черты.

3. Мне кажется, что принципиальных разоблачений сайтом сделано все-таки не было, просто мы получили доступ к переписке, в которой встречаются оскорбительные оценки конкретных политиков и личные характеристики дипломатов и политиков. Однако серьезных разоблачений мы не увидели, поэтому и не кажется, что информация, уже опубликованная на сайте, являет из себя реальный секрет. Если вы обратили внимание, большинство телеграмм, вывешенных там, имеют гриф "Confidential" (конфиденциально), гриф же "Secret" (секретно) имеют совсем немногие из опубликованных телеграмм.

1. Вся история с Джулианом Ассанжем представляется своего рода верхушкой айсберга. Очень трудно давать оценки ситуации, о которой мы знаем только часть информации, причем самую верхнюю ее часть.

У меня пока не сложилось четкой оценки поведения самого Ассанжа, хотя бы еще и потому, что о нем ходит очень противоречивая информация. Однако мне кажется, из того, что он сделал, можно выделить важное: Ассанж придал публичности многие сегменты закрытой информации, которые сегодня еще сохраняются. Он продемонстрировал, что сегодня невозможно ничего скрыть.

Его сайт, использование новых коммуникационных девайсов (цифровых фотоаппаратов, мобильных систем для передачи информации) теми людьми, которые собирали для него информацию, – все это лишний раз подтвердило, что мир живет уже в другой реальности. Эта реальность связана с появлением цифрового, сетевого и очень прозрачного общества. И в этом смысле пример Ассанжа, конечно, крайне показателен.

Но другое дело, что личные оценки его деятельности давать очень сложно, пока что информации для этого у нас недостаточно. Мне кажется, что мы еще нескоро узнаем подробности, скрытые слои айсберга Wikileaks. Могут пройти не только недели и месяцы, но даже годы.

2. Случайностей не бывает. Вряд ли в моем компьютере могут случайно оказаться какие-то секретные документы, вряд ли мне их вдруг, непонятно почему кто-то пришлет по электронной почте. Такие документы появляются тогда, когда кто-то пытается получить к ним доступ. Это все-таки закрытая информация, имеющая специальный уровень защиты. Наивно полагать, что подобные документы могут сами по себе откуда-то исчезнуть. Если они исчезают из одного места и затем появляются на чьем-то компьютере – очевидно, что это результат чьих-то преднамеренных действий.

1. Сенсацией стало то, что сегодня любой пользователь может получить доступ к подобным документам, что самая широкая публика, обычные люди могут заглянуть в переписку дипломатов одной из самых могущественных стран мира. Хотя, конечно, образованные люди с критическим мышлением, склонные к политологическому анализу, всегда имели представление о том, как делается политика. Но для абсолютного большинства людей быстрый и легкий доступ к такой информации, какая составляет содержание сайта WikiLeaks, - этой действительно сенсация. Она становится еще более значимой в условиях современного общества, когда многие государства пытаются скрыть механизмы своей политики, когда они, стремясь к собственным выгодам во внешней политике, к экономическим достижениям, начинают использовать подковерные механизмы и тайную дипломатию. Но, с другой стороны, многие люди догадываются об этом. WikiLeaks лишний раз подтвердил то, что давно подозревалось и угадывалось.

Если посмотреть на преданные огласке телеграммы, то мы увидим, что они, несомненно, стали документальными свидетельствами, и благодаря им политологи, специалисты по внешней политике, журналисты-международники получат дополнительную информацию, но это будет добавлением к уже угадывавшимся трендам, к уже известным процессам. На материалах WL можно написать неплохую диссертацию, но вряд ли эта информация может стать реальным открытием.

Представляется, что сегодня во многих странах подорвано доверие к государству, к легитимной власти. Об этом свидетельствуют не только наши с вами разговоры, не только реакция публики на появление документов на сайте WikiLeaks, это также подтверждает постоянно снижающееся количество людей, принимающих участие в голосованиях.

Избиратели во всех странах мира все меньше и меньше ходят на выборы. Возникает парадокс: к власти приходят не те партии, за которые проголосовало большинство граждан, а только те партии, за которые проголосовало большинство пришедших на выборы избирателей, что совершенно не одно и то же. Это и есть одна из главных форм выражения недоверия народа к власти.

2. Результат публикаций, на самом деле, уже очевиден. Для многих СМИ результат – это возросшие тиражи, повышение рейтингов. А для людей это лишнее подтверждение разочарования в реальной политике.

Деятельность СМИ во всем мире сегодня в значительной степени сориентирована на получение и распространение сенсаций. Если оценить, что из того, что появилось на WikiLeaks, попало на страницы прессы, то нетрудно заметить, что это, прежде всего, негативные оценки и конфликтные ситуации, способные поразить ум и воображение среднего обывателя.

Но ведь это не серьезный анализ, это не настоящая аналитика. Это разного рода эпитеты и оценочные характеристики, которыми в такой легкой, своеобразной "кухонной" американские дипломаты награждали известных политиков. Что, конечно, очень печально.

Думается, что в истории глобальной политики и мировой дипломатии эти публикации станут хотя и громкой, но очередной утечкой, которые случались и ранее. Хотя результаты публикаций WL очевидны: госсекретарь Хиллари Клинтон провела многочисленные "извинительные" разговоры и встречи с зарубежными коллегами, некоторые американские дипломаты поменяли место работы, кого-то даже сняли с должности. Но, в общем, я не считаю, что стоит ожидать каких-то очень серьезных последствий.

Это очень интересный вопрос, который лишний раз нам напоминает, что WikiLeaks – не исключение и не абсолютно новое явление. Достаточно вспомнить Уотергейт (1972 год) – цепь событий, приведших к смене избранного Президента США, что стало следствием деятельности журналистов. Мы знаем, что президент Никсон потерял свой пост в результате расследования журналистов из The Washington Post.

Существует и еще один пример, тоже из американской жизни - это публикация секретных документов Пентагона в 1971-ом году, когда тоже традиционная американская газета, The New York Times, опубликовала информацию о том, как американская дипломатия готовилась к войне во Вьетнаме, провоцирую конфликты.

То есть информация, ставшая доступной журналистам, была опубликована, став основой политических разоблачений. Поэтому вряд ли можно считать, что только интернет провоцирует утечки как таковые.

Другое дело, что именно интернет как новая коммуникационная, открытая всем пользователям среда делает эти утечки подлинно глобальными, позволяет им с невероятной скоростью становиться фактом международной общественной жизни.

Как известно, Уотергейтский скандал длился два года, прежде чем он как-то повлиял на внутреннюю политику. А в случае WikiLeaks, как мы видим, госсекретарь США Хилари Клинтон начала звонить главам иностранных государств на следующий же день после публикации информации на сайте, сделанной 28-го ноября.

Все-таки скорость и масштаб распространения – это заслуга интернета. Но сам факт, сама природа утечек информации, нежелательной для правительства, – все это существует уже давно.

1. Об этом писали СМИ, даже называли имя сержанта Брэдли Мэннинга. Но, как мне кажется, это только верхушка айсберга. Если Мэннинг действительно добывал информацию, то все равно остается много вопросов - как он познакомился с Ассанжем, как они взаимодействовали, делал ли он это согласно собственной мотивации, или по приказу сверху, или из корыстных соображений? Здесь очень много неясного.

Понятно, что уже найдены какие-то концы. Но можно ли провести прямую ниточку от Мэннинга к Ассанжу, или на этом пути есть еще разные точки - такой информации пока нет. Думаю, что мы это еще нескоро узнаем.

2. Грань между доступом к информации и государственной тайной во всех странах мира совершенно четко определяется законодательством. Ни одна страна еще не отменила закон о военной тайне и закон о государственной тайне.

В данном случае, я думаю, законодательное регулирование – это самый простой ответ на вопрос. Хотя, конечно, если мы вспомним публикацию документов Пентагона и попытку американского государства обвинить The New York Times (было такое известное дело – "The New York Times против США"), то мы увидим, что даже понятие государственной тайны можно трактовать различным образом.

Государственные структуры во многих странах мира стремятся закрыть информацию. В последние годы это связано еще и с разного рода террористическими атаками. А средства массовой информации, наоборот, всегда стремятся к большей открытости.

История с WikiLeaks показывает, что общественное развитие, основанное на технологическом прогрессе, выводит общество в сторону все большей и большей открытости. Поэтому, видимо, государствам нужно смириться с тем, что большая часть информации, которую государство хотело бы закрыть, все-таки будет прозрачной, и что мир будет стремиться к большей открытости.

3. Это очень широкий вопрос, который, на самом деле, является одним из ключевых вопросов в современной инфокоммуникационной сфере. Как регулировать интернет? Кто должен регулировать интернет? Поскольку это особая сфера, включающая и массовую, и межличностную, и корпоративную, и многие другие виды коммуникации, здесь очень сложно, по-моему, выявить какого-то одного регулятора.

Как показывает практика, в любом развитом обществе самый лучший порядок устанавливается в результате коллективного, зачастую неформального, договора всех членов этого общества. Это не только законодательство, это еще и этика, мораль, культурные нормы и традиции.

Мне кажется, интернету необходим своего рода коллективный договор всех участников, которые в нем присутствуют, некая система саморегулирования, где каждый бы понимал свои права и свою ответственность.

Конечно, мы еще далеки от идеала. Но я хочу напомнить, что интернет начинался как саморегулируемое пространство. Первый Кодекс пользователей интернета, который появился много лет назад, в самом начале 1990-х годов, и назывался "Нэтикет", был разработан пользователями. Их было очень мало, они были очень продвинутые технократы. Конечно, им было проще договориться, чем сегодняшним пользователям интернета. У них было два главных постулата – свобода слова и отсутствие коммерческого интереса, отсутствие рекламы.

Свободу слова любое законодательство сегодня понимает двояко. Это свобода высказываться с ответственностью за то, что ты говоришь. В этом смысле, мне кажется, что идеальным вариантом для регулирования интернета был бы такой, при котором каждый участник – провайдер доступа, провайдер контента, любой пользователь, который скачивает информацию, но не производит ее, – принял бы на себя ряд ответственностей, сохранив базовые постулаты свободы слова.

Мне кажется, что если кто-то и может ввести в интернете цензуру, то только сами пользователи, сами участники через систему своего рода коллективных договоренностей и общих этических норм.

1. Конечно, то, что на сегодняшний день опубликовано на сайте WikiLeaks относительно России, скорее подтверждает общеизвестные факты, чем приоткрывает что-то новое или раскрывает какие-то совершенно неожиданные секреты. Так, в российской блогосфере можно найти гораздо больше разоблачительных материалов относительно российской политики, действительности, коррупции, злоупотреблений и так далее.

Потому тем, кто хочет узнать "секреты" России, я посоветую лучше ознакомиться с российской блогосферой, чем читать WikiLeaks.

Мне кажется, что российское руководство все-таки отреагировало на публикации WL, сказав о неэтичности характеристик. Это совершенно справедливо и касается не только тех оценок, которые были даны российским руководителям, но и тех, которые получили руководители многих других стран. Все-таки дипломаты не должны позволять себе подобные высказывания.

А что касается реакции россиян, то здесь, по-моему, реакция была двоякой. С одной стороны, россияне как аудитория потребили эту информацию, прочитали эти новости. Мне кажется, они отреагировали на них тем фактом, что уделили этому свое время. Но я еще раз повторю, что ничего нового они там не нашли.

Наши СМИ тоже очень показательно отреагировали на эти публикации. Если мы посмотрим на журналистское сообщество, на медиасообщество как на часть россиян, то увидим, что российские СМИ отреагировали на это точно так же, как и СМИ во всем мире, то есть начали вытаскивать из текстов телеграмм какие-то скандальные подробности, какую-то "клубничку". Мы увидели еще одну очень печальную вещь для российской международной журналистики. Как часто это было в последние годы, комментарии российских журналистов основывались не на самостоятельных оценках, заключениях и не на самостоятельном анализе, а на цитировании и на реферировании материалов из западных СМИ. Нашим международным журналистам уже пора занять более самостоятельную позицию.

2. В учебном плане факультета журналистики МГУ существуют курсы по информационной безопасности и близкие к ним дисциплины, связанные с защитой журналиста и с личной безопасностью журналиста, особенно в горячих точках.

Мы не собираемся открывать кафедру информационной безопасности, но у нас есть несколько кафедр, которые могут исследовать такие проблемы. Например, создана кафедра новых медиа и теории коммуникации, для которой вопросы информационной безопасности тоже являются важными направлениями исследования. Есть и другие кафедры, которые занимаются изучением этого вопроса.

Для нас важно, чтобы наши студенты знали не только принципы информационных войн, о которых так много говорят сегодня, но и то, чтобы наши студенты освоили базовые навыки по защите собственной жизни в условиях работы в горячих точках. Наверное, это не совсем относится к информационной безопасности, но тоже является частью профессиональной безопасности журналиста.

Алексей Навальный, как и многие российские блогеры, конечно, делает достаточно важные вещи, занимаясь созданием альтернативной повестки дня. То, о чем он сообщил в своем недавнем видеофильме о деятельности "Транснефти", – это, на мой взгляд, попытка борьбы с коррупцией. Конечно, это та тема, которая не часто встречается в традиционных медиа, и которая, как и многие другие темы, в последнее время вышла на поверхность благодаря деятельности блогеров.

В этом смысле, блогосфера с разными событиями (например, Химкинский лес и дело о "Живом щите") создает альтернативную, дополнительную повестку дня. То есть блогосфера освещает те темы, которые отсутствуют во всех остальных медиа.

Что касается деятельности Навального, за которую его обвиняют, – я бы не стала ее связывать с его деятельностью в качестве блогера. Мы любим все валить в кучу и пытаемся спутать причину со следствием. Мне кажется, что это не наше дело - оценивать его действия в сфере экономики. Есть другие органы, которые могут этим заниматься.

На мой взгляд, это более сложная история, чем мы сейчас можем предположить. Хотя вполне может оказаться, что тут действовали любители-одиночки, своего рода анархисты, которым хотелось побороть глобальное господство отдельных стран, мировой империализм, империалистическую политику сверхдержав.

Вполне может случиться, что это просто организация слива, которая была кому-то нужна. Мы можем только предполагать, кому может быть выгодна подобная ситуация. Например, врагам противникам дипломатии или врагам США, а, может быть, и врагам свободы слова, которым хочется, чтобы подобные "сливы" спровоцировали разработку законодательства для закрытия и большей защиты информации. Трудно сказать. Но мне кажется, что конкретные политические цели у этой акции сегодня не прослеживаются. Да, это дискредитация конкретных политиков. Да, это дискредитация отдельных государств. За кулисами могут стоять противники и этих политиков, и этих государств, ими могут быть и политические партии, и экономические структуры, и отдельные государства. Но пока еще очень мало информации (и она довольно противоречивая) для того, чтобы сделать серьезные выводы и смоделировать реальную ситуацию.

1. Я уже упоминала, что основная часть документов, появляющихся на сайте, имеет гриф "Конфиденциально" или "Секретно". Видимо, уровень разоблачений, которых следует ожидать, будет по-прежнему в рамках этих грифов.

Те публикации, которые есть на данный момент, уже достаточно скандальные. Объявлено, что будет более 250 тысяч телеграмм. Сейчас же опубликовано около 14 тысяч. Можно ожидать, что для многих стран это будут громкие разоблачения, нелицеприятные характеристики, неприятная информация.

Но все-таки тот самый первый шок, который случился, когда летом Ассанж начал выкладывать информацию о событиях в Афганистане или когда в конце ноября появилась информация из секретной дипломатической переписки США, уже трудно повторить.

К сожалению, мы часто сталкиваемся с тем, что если шокирующие сливы информации повторяются изо дня в день, это приедается. С точки зрения публики, аудитории СМИ, нацеленной на скандалы, может случиться, что в дальнейшем эта информация не будет принята столь серьезно, как информация о скандале с какой-нибудь поп-звездой.

Поэтому, думается, что для самой дипломатии наступило время переосмыслить форматы коммуникаций и форматы поведения. А сами СМИ в какой-то момент могут потерять интерес к WikiLeaks, потому что публика уже привыкнет к тому, о чем идет речь, и будет стремиться к новым скандалам и сенсациям.

2. Все знают, интернет-ресурс WikiLeaks раскрыл не собственную информацию, он использовал информацию, переданную различными источниками. Если и будут предприняты какие-то меры (а как сообщают СМИ, они уже предпринимаются), то они будут касаться тех людей, которые непосредственно нарушали свои должностные и служебные инструкции, то есть копировали информацию и передавали ее WikiLeaks.

WikiLeaks себя провозгласил как средство массовой информации, как независимый журналистский источник. Напрямую WikiLeaks не получал тайны ни от Государственного Департамента, ни от Министерства иностранных дел. Поэтому мне кажется, что довольно сложно будет призвать WikiLeaks к ответственности, тем более что сайт зарегистрирован в Швейцарии. Опять-таки встает вопрос, кто, на кого и в какой стране может подать в суд, если участники истории находятся в совершенно разных юридических зонах и их юридический статус тоже совершенно разный.

Мне кажется, что для таких случаев международное законодательство еще даже не разработано. Это лишнее свидетельство того, что мы живем в условиях той самой информационной революции, которая изменила не только границы стран, не только национальное законодательство, но и потребовала нового подхода к определению правых и виноватых.

Задача журналистики состоит не только в том, чтобы сообщать новости. Ведь сегодня новости поступают к нам из разных источников, не только от журналистов.

В условиях информационной революции журналисты потеряли монополию на создание новостей. Сегодня любой прохожий может стать автором видеосюжета или автором какого-то информационного текста. Журналистика в этих условиях приобретает очень новое значение именно как профессия, анализирующая события, выстраивающая причинно-следственные связи, объясняющая сегодняшний мир в его многообразии и даже дающая прогнозы. Дело не в том, что журналисты должны объяснять мир через собственное "я". Именно подбор фактов, их анализ, умелая аргументация помогают журналистам показать новость в контексте. И видеосюжет, который может снять любой пользователь – например, на Манежной площади – должен быть встроен в более широкий контекст происходящего. Аудитория поймет, что происходит, когда у новости будут очень глубокие корни в прошлое, когда она будет тесно связана с другими событиями настоящего. Дело журналистов – это анализ и проверка информации и фактов.

Отличие журналиста от любого блогера в том, что журналист несет ответственность за ту информацию, которую он выпускает, поэтому он обязательно проверяет, перепроверяет, верифицирует ее. В качестве гарантии точности текста он ставит под ним свою фамилию, а не безликий и даже анонимный "ник".

В этом смысл современной журналистики. Следовательно, главный рычаг влияния журналистики – это анализ происходящих событий, анализ действительности в многообразии связей и в контексте быстротекущей реальности.

Конечно, российская журналистика сегодня переживает не лучшие свои дни. Количество заказных статей велико, я согласна. Много ангажированных материалов. Много пустых материалов, которые нацелены исключительно на бездумное времяпрепровождение, на развлечение.

Но это, к сожалению, естественные последствия тех процессов, с которыми мы столкнулись в 1990-е годы: это процесс перехода на рыночную экономику, это потребность выживания журналистских коллективов, это сращивание журналистики с политической системой и с системой власти, что происходило в связи с изменением социально-экономических основ нашего общества.

Плюс, мы не должны сбрасывать со счетов и ту информационно-коммуникационную революцию, которая происходила в российском обществе, как и в других странах мира. Она дала многим журналистским коллективам и многим пользователям новые инструменты свободы. Доступ в интернет, возможность свободно пересылать сообщения по мобильным телефонам – это все создало иллюзию неограниченной свободы, но все-таки вымыло из нашей практики понятие ответственности. Ответственность в условиях общества, где журналистика имеет высокую репутацию, является обратной стороной свободы.

Кажется, что сегодня свобода без ответственности приводит к печальным результатам, когда, например, падает качество статей. Иногда мы не доверяем тому, что написано. Иногда мы вообще не видим смысла в том, что написано. А зачастую мы вообще видим откровенный обман.

Но, уверена, что это уйдет, потому что российское общество взрослеет и переходит от подросткового, разболтанного состояния, когда казалось, что всем все можно делать, к состоянию зрелости. Люди начинают осознавать ответственность, и не только на личном уровне, за себя и за свою семью, но и за то, что происходит в мире вокруг них.

Верю, что в таком обществе отношение к журналистике изменится. Мне нравится то, что за последний год на экраны страны и на экраны мира вышло очень много фильмов про журналистов. Эти фильмы осмысливают то, что происходит в журналистике. Мне, например, импонирует то, что сообществом кинокритиков фильм Романа Полански "Призрак" (о журналисте, который писал мемуары политика) признан одним из лучших фильмов года.

Мне кажется, что это попытка общества осмыслить журналистику, ее природу, роли и функции в обществе на современном этапе. Ведь кризис журналистики очевиден не только в России. Он присущ многим странам мира. Ориентация на рынок, на коммерцию, на прибыли – это еще одна сторона современного кризиса в журналистике.

И через самоограничение в потреблении в условиях кризиса, через самоограничение в развлекательности общество пытается сформулировать новый запрос к журналистике. Журналисты услышат это. Они уже пытаются это услышать.

Именно поэтому мы говорим, что научить человека быть журналистом возможно. Но только при наличии определенных личных качеств. Факультет журналистики МГУ сохраняет творческий конкурс именно для того, чтобы выявить те самые личные качества, при наличии которых можно научить молодых людей быть журналистами. Это очень непростая профессия. В ней много технологичности, в ней много ремесла, но одновременно много креативности, таланта. Эта профессия требует соблюдения пропорции между тем и другим.

Журналист без технологических навыков сегодня не востребован. Он должен очень многое уметь делать. Но журналист без широкого кругозора, без глубокого понимания психологии, этики, морали, культуры, и без уникальных коммуникабельных качеств – плохой профессионал. Журналистика – действительно творческая профессия, требующая набора этих качеств. И люди, имеющие все эти качества (а их довольно много), становятся прекрасными профессионалами.

Сегодня мы видим, что журналистика в условиях технологического прогресса, информационной и цифровой революции становится профессией, не привязанной к конкретной редакции. Благодаря возможности передавать материалы из разных точек, журналисты больше не нуждаются в редакционном месте.

Это одновременно и хорошо, и плохо для самой профессии. Технологии дают любому человеку, особенно профессионалу, прекрасные инструменты для распространения контента из любой точки мира – сегодня мы можем передавать свои тексты, фотографии и видео откуда угодно. Любая редакция в этом заинтересована, потому что это улучшает информационный поток, достоверность, точность информации.

Но, с другой стороны, это разрывает журналиста и редакцию. Разрушается понятие корпоративной общности. Психология фрилансерства, по-моему, может стать очень опасным явлением для журналистики, потому что оно может сильно размыть понятие редакционной ответственности за информацию.

С другой стороны, у каждой редакции есть свои требования к качеству информации. И поэтому информация, которая одновременно пишется сразу для десяти редакций, становится унифицированной и не очень индивидуализированной, не отвечающей стилю конкретного СМИ.

Поэтому фрилансерство как следствие технологической революции и, может быть, кризисной ситуации в экономике ставит новый вызов перед журналистикой, перед журналистскими коллективами, перед традициями конкретных редакций.

Мы сталкиваемся не с кризисом западной демократии, а с кризисом государства и его деятельности. Мы должны разделять демократию как тип политического устройства и государство как конкретную систему управления, привязанную к конкретной стране.

Думаю, что американскому государству деятельность Ассанжа нанесла довольно сильный ущерб и показала кризис внутри американской дипломатии, определенное двоемыслие американских дипломатов.

Что же касается демократии, то, я бы сказала, что для нее большая прозрачность – это плюс. И как раз деятельность Ассанжа подтверждает, что в странах, где существует традиция свободы слова, где присутствуют традиции открытости в информации, кризиса демократии, в общем-то, нет. И появление этих материалов – это свидетельство свободы слова, которая в значительной степени связана с западной либеральной демократией в ее классическом понимании.

Ассанж не представляется миротворцем. Пока он не сделал ничего для того, чтобы успокоить конфликты в мире. Наоборот, он несколько усилил напряженность в отношениях разных государств.

На мой взгляд, Нобелевская премия мира некоторым образом девальвируется, когда присуждается очень противоречивым людям с самыми разными вкладами в миротворчество. Поэтому, я думаю, это неактуальный вопрос.

Хотя, конечно, Ассанж - одна из самых ярких фигур, проявивших себя в своей деятельности в этом году.

Я думаю, что социальная журналистика находится в процессе возрождения. Потому что именно социальная журналистика - журналистика, обращенная к "маленькому человеку", который всегда был в центре внимания русской словесности, - и есть сегодня проявление социальной ответственности в профессии.

Социальная тема ушла из СМИ в связи с политическими страстями 1990-х, в связи со стремлением нашей нации потреблять и развлекаться в начале 2000-х, но думаю, что внимание к "маленькому человеку" и к социальным проблемам будет естественным шагом в посткризисный период. Мы очень многое поняли благодаря недавнему финансовому и экономическому кризису. И журналистика тоже осознала, что люди стремятся к социальным темам.

Сегодня я вижу по своим студентам, что социальные темы все больше и больше привлекают их. Мы, например, в этом учебном году в рамках Фестиваля студенческой практики наградили премией Анны Политковской студентку, которая писала о социальных проблемах в "Новой газете".

На мой взгляд, у социальной журналистики хорошее будущее. Это неизбежное развитие профессии, если она хочет быть нужной и востребованной в обществе.

В качестве примера и модели для России очень важны скандинавские страны. В названии первой моей научной монографии присутствовало понятие северной модели журналистики, которая по многим причинам нам очень близка. Прежде всего, потому, что у наших соседей-журналистов (в Швеции, в Финляндии, в Норвегии) очень высокая степень социальной ответственности перед аудиторией. Они много пишут о тех темах, которые являются важными. Они всегда нацелены на просвещение людей, что традиционно для нас тоже является очень важной функцией журналистики.

СМИ Северных стран не самые богатые. Там тоже не самый развитый рекламный рынок. Поэтому в Скандинавии и Финляндии государство очень много денег вкладывает в поддержку печати. Само общество через институт общественного телевидения поддерживает общенациональное вещание. Но, в отличие от российского государства, северные государства рассматривают себя как инструмент обслуживания избирателей. И само качество государства в Скандинавии, конечно, сильно отличается от российского. Граждане не противопоставляют себя государству, не противопоставляют себя чиновникам и власти, они знают, что государство – это инструмент для решения их насущных проблем. И поддержка печати, и поддержка телевидения в этих странах нацелены на то, чтобы удовлетворить интересы общества. Для нас это была бы очень неплохая модель. Тем более что в северных странах люди много читают, в том числе и газеты, чтение газет там рассматривается как важный элемент гражданского участия в жизни общества.

Да, он учитывается. Причем этот фактор глубоко встроен в современные медиасистемы и даже лежит в основе типологии периодической печати.

В Великобритании мы видим разделение печати на качественную и массовую. Это показывает, что понимание информации напрямую коррелируется с уровнем образования, который является следствием социального статуса человека.

Массовая печать ориентирована на массовую аудиторию с низким уровнем образования. Информация, представленная в массовой журналистике, в таблоидах, в сенсационной прессе, имеет четкие характеристики: это очень простое изложение материала, крупные фотографии, большие заголовки, что напрямую влияет на формирование "мнения-отношения-поведения" именно этой группы читателей. Есть свои четкие показатели и у качественной журналистики.

Очень любопытная система создана в японских масс-медиа. Японские газеты являются одновременно и качественными, и массовыми. Но поскольку уровень знания иероглифов японцами отличается, в одной газете можно найти и полосы, адресованные массовому читателю, не совсем развитому сознанию, не предполагающему серьезный уровень анализа со стороны аудитории. На этих страницах используется меньше иероглифов. И в этой же газете вы найдете более "продвинутые" страницы с очень сложной политической, финансово-экономической информацией, которая по сути адресована совсем другим читателям. Подобная градация происходит даже на уровне современной газеты. Я думаю, что на уровне телевидения и интернета мы тоже можем найти похожие явления. Поэтому, конечно, информационные потоки профессионалами готовятся с учетом: а) типологии; и б) процессов фрагментации и/или сегментации аудитории.

Я считаю, что журфак МГУ готовит очень хороших специалистов. На самом деле, среди основной массы журналистов в России (и не только журналистов, но и смежных специалистов, людей, работающих в таких областях, как фото, верстка, менеджмент, продажа рекламы) вы найдете очень много выпускников факультета журналистики. Всего факультет закончили более 20 тысяч выпускников. Конечно, известных имен гораздо меньше. Но если мы представим типичного российского журналиста, "рабочую лошадку" российской журналистики - это точно будет наш выпускник.

А что касается наших звезд последних 10-15 лет, то я могу назвать имена Алексея Пивоварова, тележурналиста Андрея Лошака, телеведущего Андрея Малахова, Бориса Корчевникова, Вячеслава Крискевича, Дмитрия Медникова, Егора Колыванова, Ксении Турковой, Яны Чуриковой. Их очень много, может быть, просто не все знают, что они наши выпускники. Наверное, это наша вина, мы не всегда на сайте факультета указываем их имена.

Неудивительно, что этот вопрос появился в связи с историей WikiLeaks. Потому что так же, как и про WikiLeaks, можно сказать, что Леонид Парфенов вслух произнес то, что многими уже давно ощущалось. Упреки тележурналистике ужа давно сыпались с разных сторон: и со стороны политиков, и со стороны аудитории, и со стороны ряда самых разных общественных деятелей – правых, левых, консервативных и, наоборот, очень радикальных.

Мне кажется символичным, что наконец-то эти упреки были сформулированы представителем самого телевизионного сообщества. Человеком, которого, наверное, трудно упрекнуть в очевидной ангажированности, в том, что он выражает интересы каких-то конкретных группировок. В последние годы он, все-таки, был такой "кошкой, которая гуляла сама по себе". Он работал с разными каналами, но не был идеологом каких-то конкретных телевизионных направлений. И то, что он, будучи частью телевизионного журналистского сообщества, решился высказать эти упреки, мне кажется, знаковым и позитивным моментом. Это значит, что и общество, и телевизионная индустрия, и тележурналистика начинают осмысливать проблемы российского телевидения. Наверное, это все-таки было сделано для того, чтобы двигаться вперед, чтобы найти пути к той самой социальной журналистике, которой не хватает на телевидении. Я вижу в этом неплохой знак – знак той самой открытости, прозрачности, которая все больше и больше характеризует современное общество.

Это хорошая статья. Что касается того, согласна ли я с таким мнением, то я могу сказать, что для каких-то стран согласна, а для каких-то - нет.

1. Смотрите ответ выше.

2. Все становится прозрачным, мир становится прозрачным, люди перестают ограничивать себя в публичной речи. Это то, о чем мы говорили в начале нашего интервью. Хорошо это или плохо? Для многих – это свидетельство возросшей открытости. А для многих – это знак того, что средства массовой информации слишком много себе позволяют, и поэтому надо вводить цензуру и более строгий контроль.

Мы можем сказать, что и появление WikiLeaks, и появление презентации Карен Оуэн, публично рассказывающей о своих любовных связях и оценивающей их, - это следствие информационной революции, освобождающей людей и дающей каждому человеку в руки инструменты гласности и публичности. И мы видим, что не все могут грамотно и профессионально ими пользоваться.

Поэтому, с одной стороны, возрастает важность профессии журналиста как трактователя и как модератора общественной дискуссии. С другой стороны, возрастает важность ответственности за публичное слово. У профессионалов эта ответственность есть. А у непрофессионалов, которые зачастую анонимно выходят на публичную площадку, ее нет. Это может навредить обществу и дать обратный эффект. Может быть, именно поэтому сегодня появляется так много информационных провокаций, что многим хочется закрыть эти каналы гласности и каналы откровенности.

Но все-таки цинизм в публичной речи – это не ошибка гуманитарного университетского образования. По-моему, это все-таки отражение этических норм и ценностей самого человека. И вряд ли университет – это единственная инстанция и главный инструмент, формирующий наш ценностный ряд. Начинать надо с семьи, с близких, с каких-то своих внутренних установок.

Мне кажется, что книги Долгина, конечно, очень многое помогают осмыслить. Его первая книга "Экономика символического обмена" и новая книга "Манифест новой экономики" очень интересны.

На факультете журналистики мы рекомендуем своим студентам книги, которые помогают работать с информацией в сфере масс-медиа. Как ни странно, но я бы порекомендовала старые работы, которые были написаны несколько десятилетий назад. Классика в этом смысле – это книга Норберта Винера "Кибернетика и общество" (1958). Она о том, как кибернетические модели могут помочь разобраться в общественных процессах и связанных с ними напрямую массовых информационных процессах. Винер как раз говорит о том, что информация – это нервная система современного общества, и можно с помощью точных наук просчитать многие последствия информационной деятельности и увидеть многие ее узлы.

Мне также хочется напомнить коллегам об одной очень старой книге, многие факты из которой кажутся устаревшими, но конструкции, идеи и рекомендации и сейчас оказываются очень справедливыми - это "Монополия средств информации" Бена Багдикяна ("The Media Monopoly"). Очень хорошая книга "Media Control" Наума Хомского ("Media Control", Noam Chomsky) о монополиях СМИ.

Также я могу порекомендовать книгу "Manufacturing Consent", авторы Noam Chomsky/Edward Herman. Это пережившая множество переизданий монография о том, как государство формирует фильтры для контроля за информационными потоками. Работа Хомского и Хермана стала классической книгой, рассказывающей о машине пропаганды. Причем существует она не только в авторитарных государствах, но и в государствах с рыночной экономикой и демократическими системами.

Также недавно в Лондоне вышла очень хорошая книга журналиста и медиаисследователя Ника Дэвиса (Nick Davis). Она называется "Flat Earth News" и в ней рассказывается о том, как средства массовой информации через производственные механизмы и устоявшиеся редакционные практики упрощают наше понимание событий действительности. Отсюда появляется "плоская Земля" и "новости плоской Земли".

В целом же, вряд ли созданы какие-то универсальные конкретные рецепты работы с информацией. Самый же главный инструмент – это наш собственный интеллект.