Гулливер, Дюймовочка, Винни-Пух и все-все-все Сказочный реализм в иллюстрациях Бориса Диодорова

15 фото

Художнику и книжному иллюстратору Борису Диодорову исполнилось в пятницу, 21 ноября, 80 лет. За свою жизнь он проиллюстрировал более 300 книг, несколько поколений детей выросло на его иллюстрациях к сказкам Андерсена, Сельмы Лагерлеф, Александра Милна.

За оформление «Винни-Пуха» в переводе Бориса Заходера Диодоров получил высшую премию РСФСР, диплом Ивана Федорова. А в 1990-м за того же «Винни­-Пуха» Всемирный совет детской книги включил его в список 100 лучших художников мира.

Но главная любовь Диодорова­­ — Андерсен. Художник считает, что его вклад в детскую литературу можно сравнивать только с вкладом Толстого и Пушкина. За офорты к «Снежной Королеве» и «Русалочке» он получил из рук датской принцессы Гран­-при как лучший иллюстратор Андерсена в мире. Диодоров является послом и президентом Фонда Андерсена в Москве.

Основная техника Диодорова — акватинта. Чтобы получить нужный тон, приходится до десяти раз протравливать доску. Но, по его мнению, упрощенные технологии и компьютерная графика вместе с мастерством вытравливают искусство из иллюстрации.

«Иллюстрация — это всегда реализм, — говорил Диодоров. — Но дело не в реализме как таковом. В искусстве важна духовная составляющая, и я не знаю, как этого достичь вне реализма».

«Лента.ру» публикует подборку иллюстраций Бориса Диодорова (к каким сказкам — вспоминайте сами) и его высказывания из разных интервью.

Изображения предоставлены издательством «Мелик-Пашаев»

 Когда я пошел в первый класс, мама давала деньги на завтрак, а я искал на Арбате в книжных магазинчиках что-нибудь интересное. Надо сказать, картинки меня всегда увлекали. Я даже дорисовывал, когда мне казалось, что в иллюстрации чего-то не хватает. Помню, была книжка Адамова «Тайна двух океанов» — я в ней очень много всего дорисовал. Но относился к этому несерьезно…

© Борис Диодоров

Когда я пошел в первый класс, мама давала деньги на завтрак, а я искал на Арбате в книжных магазинчиках что-нибудь интересное. Надо сказать, картинки меня всегда увлекали. Я даже дорисовывал, когда мне казалось, что в иллюстрации чего-то не хватает. Помню, была книжка Адамова «Тайна двух океанов» — я в ней очень много всего дорисовал. Но относился к этому несерьезно…

Я не подстраиваюсь под детей, а разговариваю с ними на языке моего детства и стараюсь сохранить в себе эту бескомпромиссность и искренность — когда витаешь в облаках, мечтаешь только о самом дорогом и сокровенном. Делая для маленьких того же «Винни Пуха», я растворялся в этой теме. Понимал, что должен заново научиться, хотя бы мысленно, скакать на одной ноге и играть в его игры. А что касается профессиональных моментов — с детской книгой я всегда был к себе более требователен, чем в проходных, иногда несложившихся работах для взрослых.

© Борис Диодоров

Я не подстраиваюсь под детей, а разговариваю с ними на языке моего детства и стараюсь сохранить в себе эту бескомпромиссность и искренность — когда витаешь в облаках, мечтаешь только о самом дорогом и сокровенном. Делая для маленьких того же «Винни Пуха», я растворялся в этой теме. Понимал, что должен заново научиться, хотя бы мысленно, скакать на одной ноге и играть в его игры. А что касается профессиональных моментов — с детской книгой я всегда был к себе более требователен, чем в проходных, иногда несложившихся работах для взрослых.

Когда меня все-таки уговорили пойти главным художником ДЕТГИЗа после Михаила Александровича Дегтярева, я только из-за этого и пошел, чтобы все молодые и талантливые сумели получить там работу, а не ждали и не выстаивали очередь, когда дают, а до этого делают гадость всякую про Павку Корчагина и прочее.

© Борис Диодоров

Когда меня все-таки уговорили пойти главным художником ДЕТГИЗа после Михаила Александровича Дегтярева, я только из-за этого и пошел, чтобы все молодые и талантливые сумели получить там работу, а не ждали и не выстаивали очередь, когда дают, а до этого делают гадость всякую про Павку Корчагина и прочее.

Вклад Андерсена в детскую литературу можно сравнивать только с вкладом Толстого и Пушкина, «духовников детства». Это не «чепушинка», которой заполнены сегодня экраны и прилавки. Андерсен вообще из тех фигур мировой литературы, которые про себя все написали, хотя его почему-то до сих пор пытаются редактировать и издатели, и критики, и переводчики…

© Борис Диодоров

Вклад Андерсена в детскую литературу можно сравнивать только с вкладом Толстого и Пушкина, «духовников детства». Это не «чепушинка», которой заполнены сегодня экраны и прилавки. Андерсен вообще из тех фигур мировой литературы, которые про себя все написали, хотя его почему-то до сих пор пытаются редактировать и издатели, и критики, и переводчики…

Андерсен любил Пушкина и много лет мечтал приобрести его автограф. Однажды ему это удалось, и до конца жизни он не расставался с листочками бумаги, где Пушкин написал стихотворение «Пробужденье» и отрывок из элегии «Мечты, мечты! Где ваша сладость?».

© Борис Диодоров

Андерсен любил Пушкина и много лет мечтал приобрести его автограф. Однажды ему это удалось, и до конца жизни он не расставался с листочками бумаги, где Пушкин написал стихотворение «Пробужденье» и отрывок из элегии «Мечты, мечты! Где ваша сладость?».

Чем больше красоты художник открывает человеку, тем вера в жизнь становится прекрасней. Это ведет к сотворчеству. Все мы видим, всю эту окружающую гнусность. Я тоже задумался однажды: как же тогда жить? И понял: альтернативой! Не агитировать, не собираться на демонстрации, не тратить силы на то, чтобы воевать со специально обученными войсками жлобов и гадов — они всегда победят…

© Борис Диодоров

Чем больше красоты художник открывает человеку, тем вера в жизнь становится прекрасней. Это ведет к сотворчеству. Все мы видим, всю эту окружающую гнусность. Я тоже задумался однажды: как же тогда жить? И понял: альтернативой! Не агитировать, не собираться на демонстрации, не тратить силы на то, чтобы воевать со специально обученными войсками жлобов и гадов — они всегда победят…

Это озорная книжечка, искрометная. Хотелось, чтобы эти дурашливые характеры были достоверны, чтобы ребенок в них поверил. Я и сам в них верил…

© Борис Диодоров

Это озорная книжечка, искрометная. Хотелось, чтобы эти дурашливые характеры были достоверны, чтобы ребенок в них поверил. Я и сам в них верил…

Таланты до сих пор рождаются. Сейчас еще к тому же демография изменилась, и наступает век матриархата, мальчики не идут заниматься таким несерьезным делом, как искусство, им деньги нужны. Это уже состоялось. На дизайне еще немножко учатся, а в художественной иллюстрации…

© Борис Диодоров

Таланты до сих пор рождаются. Сейчас еще к тому же демография изменилась, и наступает век матриархата, мальчики не идут заниматься таким несерьезным делом, как искусство, им деньги нужны. Это уже состоялось. На дизайне еще немножко учатся, а в художественной иллюстрации…

У художника всегда есть опасность заштамповаться, то есть не впускать душу в рисунок. В литературе существуют жанры, национальные условия. Нельзя работать все время одинаково…

© Борис Диодоров

У художника всегда есть опасность заштамповаться, то есть не впускать душу в рисунок. В литературе существуют жанры, национальные условия. Нельзя работать все время одинаково…

Меня все время ловили на слове «сентиментальный». Это слово было у коммунистов ругательным. В советских словарях писали рядом с ним, не стесняясь: «сопливый», «лживая жалость». Словно это какое-то гадостное состояние. А у религиозного человека это называется состоянием катарсиса. Это происходит тогда, когда душа реагирует или слезами, или смехом. Это высшее проявление душевного состояния. Обычно когда мы плачем? Когда встречаем что-то запредельно прекрасное…

© Борис Диодоров

Меня все время ловили на слове «сентиментальный». Это слово было у коммунистов ругательным. В советских словарях писали рядом с ним, не стесняясь: «сопливый», «лживая жалость». Словно это какое-то гадостное состояние. А у религиозного человека это называется состоянием катарсиса. Это происходит тогда, когда душа реагирует или слезами, или смехом. Это высшее проявление душевного состояния. Обычно когда мы плачем? Когда встречаем что-то запредельно прекрасное…

Я понял: когда я прихожу к Рафаэлю, когда я прихожу к Дюреру, я вижу, что это путь к Богу, потому что это совершенство вот так получить, окончив художественную школу и институт, невозможно. Надо какие-то вещи преодолеть в себе, надо во что-то очень хорошо верить.

© Борис Диодоров

Я понял: когда я прихожу к Рафаэлю, когда я прихожу к Дюреру, я вижу, что это путь к Богу, потому что это совершенство вот так получить, окончив художественную школу и институт, невозможно. Надо какие-то вещи преодолеть в себе, надо во что-то очень хорошо верить.

Слово «современное искусство» немножечко нас гипнотизировало, естественно, воспринимали его как такое свежее дуновение ветерка. Так нам казалось. Даже была такая группа организована — Эрик Булатов, потом Лева Нусберг. Лева все теоретизировал, сейчас он в Америке. Что-то мы пробовали, дозрели до кинетизма. Здесь Лева Нусберг был вождь, он понял, что современное искусство должно что-то изобретать.

© Борис Диодоров

Слово «современное искусство» немножечко нас гипнотизировало, естественно, воспринимали его как такое свежее дуновение ветерка. Так нам казалось. Даже была такая группа организована — Эрик Булатов, потом Лева Нусберг. Лева все теоретизировал, сейчас он в Америке. Что-то мы пробовали, дозрели до кинетизма. Здесь Лева Нусберг был вождь, он понял, что современное искусство должно что-то изобретать.

Ад не привлекателен. А дорогу к нему дьявол сделал очень привлекательной. И вот от этой привлекательности человек не может избавиться. Самое страшное — это жить и не любить, или любить себя, это одно и то же. Когда в человеке есть любовь к другому, на этом Закон Божий и построен.

© Борис Диодоров

Ад не привлекателен. А дорогу к нему дьявол сделал очень привлекательной. И вот от этой привлекательности человек не может избавиться. Самое страшное — это жить и не любить, или любить себя, это одно и то же. Когда в человеке есть любовь к другому, на этом Закон Божий и построен.

Я отношусь к иллюстрации как к искусству своего жанра, утвердившегося через века. Первая иллюстрация была для книг церковных, божественных. Там без души было невозможно. Именно душа — составляющая любого искусства — и должна быть в иллюстрации.

© Борис Диодоров

Я отношусь к иллюстрации как к искусству своего жанра, утвердившегося через века. Первая иллюстрация была для книг церковных, божественных. Там без души было невозможно. Именно душа — составляющая любого искусства — и должна быть в иллюстрации.

Искусство — это человек. Если человек пуст, мне неинтересно с ним. А если в его книге, рисунке проявляется душа, я не могу насмотреться, потому что через каждый отрезок времени я взрослею и начинаю открывать для себя новые качества. Только страданиями, только радостями — только этими состояниями души можно аккумулировать что-то. Искусство именно поэтому существует вне времени. Автор умирает, а его произведения живут. Кого переиздают все время? У кого душа — составляющая часть творчества. Это я давно открыл. И перестал стесняться.

© Борис Диодоров

Искусство — это человек. Если человек пуст, мне неинтересно с ним. А если в его книге, рисунке проявляется душа, я не могу насмотреться, потому что через каждый отрезок времени я взрослею и начинаю открывать для себя новые качества. Только страданиями, только радостями — только этими состояниями души можно аккумулировать что-то. Искусство именно поэтому существует вне времени. Автор умирает, а его произведения живут. Кого переиздают все время? У кого душа — составляющая часть творчества. Это я давно открыл. И перестал стесняться.

Лента добра деактивирована.
Добро пожаловать в реальный мир.
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Как это работает?
Читайте
Погружайтесь в увлекательные статьи, новости и материалы на Lenta.ru
Оценивайте
Выражайте свои эмоции к материалам с помощью реакций
Получайте бонусы
Накапливайте их и обменивайте на скидки до 99%
Узнать больше