31 мая в Москве стартует традиционный Beat Film Festival — самый стильный (а после переезда затравленного Минкультом «Артдокфеста» в Ригу — и самый большой) фестиваль документального кино в стране. Программа Beat Film уже не ограничивается нон-фикшен на тему музыки, с которого киносмотр начинался, — теперь здесь есть и отдельные секции с фильмами о спорте и искусстве, маркетинге и эмансипации, а также отдельный конкурс российского кино и полноценная подборка VR-документалистики. В галерее «Ленты.ру» — десять самых интересных лент фестиваля (с пожеланием не игнорировать и остальные, заслуживающие не меньшего внимания).
Подробную программу и расписание показов смотрите на официальном сайте Beat Film Festival 2018.
«Грейс Джонс: Хлеба и зрелищ» (Grace Jones: Bloodlight and Bami)
Кадр: фильм «Грейс Джонс: Хлеба и зрелищ»
Грейс Джонс 69 — учитывая мощнейшую сексуальную заряженность сценического образа певицы и актрисы, фильм Софи Файнс, по идее, вполне мог бы быть классическим подведением итогов, ЖЗЛ к юбилею. Файнс, впрочем, показательно избегает классических клише портретной документалистики. Тем лучше — без всяких пояснений, справок и списков регалий режиссер просто следует за своей героиней (хронология съемок охватывает 15 лет), наблюдая за ней в студии и на концертах, на родной Ямайке и в движении сквозь мегаполисы — и выхватывая подлинную драму, пафос жизни в искусстве, в разрывах между монументальным сценическим образом, эффектной публичной ролью (самой себя — Грейс Джонс, неукротимой пантеры-доминатрикс) и человеком, скрывающимся за этим.
«Лица, деревни» (Visages, villages)
Кадр: фильм «Лица, деревни»
Из флагманов французской «новой волны» продолжают активно снимать кино только двое — Жан-Люк Годар и Аньес Варда: обоим уже под 90 и оба при этом по части витальности и дерзости дадут фору большинству коллег втрое моложе себя. Вот и «Лица, деревни», игриво-популистская хроника путешествия Варда по французской глубинке в компании граффитчика и художника JR, раз за разом оказывается больше, глубже, радикальнее своих формальных ярлыков — тревелога, фильма-дневника, антологии коротких встреч и случайных разговоров. Нет, стоит поддаться ритму подвижного, смешливого кино Варда, и оно вдруг успеет даже не затронуть, но исчерпывающе раскрыть десяток совсем не пасторальных тем — от турбулентной участи современного рабочего класса до экзистенциального клинча между неумолимостью времени, памятью и художественным образом.
«50»
Кадр: фильм «50»
Сеанс лукавого саморазоблачения устраивает в «50», возможно, самый эксцентричный двойной агент отечественного публичного поля — Пахом, безжалостно троллящий русский мир сразу с двух его полюсов: из провокаторского арт-подземелья и зомбирующих телеэфиров «Битвы экстрасенсов». Именно пластичная природа пахомовского таланта — органично существовать в нескольких трикстерских ипостасях сразу и в любом качестве оставлять за собой режиссуру своего бесконечного моноспектакля — задает «50» потайной нерв. Но не уступают своему герою и режиссеры фильма Тихон Пендюрин и Даниил Зинченко, демонстрируя перформанс под названием «Пахом» сквозь нахлест кардинально разных его интерпретаций — то есть глазами его фанатов и его матери. Самый полный и объективный портрет пахомовского гения при этом оказывается лукаво спрятан в музыкальных паузах — мультклипах на подрывные песни Пахома.
«Без кубков и медалей»
Кадр: фильм «Без кубков и медалей»
Учитывая, что Россия готовится принять самый сокровенный из всех футбольных ритуалов — розыгрыш Кубка мира, тот декларативный отказ, который своим названием заявляет док-триптих «Без кубков и медалей», выглядит натуральным актом неповиновения. Что ж, отречение от трофейных фетишей дает этому кино возможность вернуть в футбольный дискурс с его периферии ценности несколько менее осязаемые, зато более долгосрочные и универсальные, чем таблица очередного турнира миллионеров-профи. Вот, играя в команде на рядовой московской поляне, тусовка фанатов грайма и английской культуры преображается в полноценную арт-коммуну. Вот через эмоции, высвобожденные игрой, раскрепощается, обретая себя детдомовский мальчишка из Владивостока. Вот посреди горных пейзажей владикавказские девчонки привыкают принимать решения на поле, развивая навык самостоятельности и за его пределами. И никакой счет на табло эти уроки человечности не перечеркнет.
«Слово — закон» (Word is Bond)
Кадр: фильм «Слово — закон»
«В чем сила, братья?» — прежде чем приступить к своему трактату об искусстве хип-хопа, профессиональный летописец афроамериканской культуры Саша Дженкинс начинает с поиска той точки опоры, которая позволила детищу уличных вечеринок в Южном Бронксе 1970-х всего за несколько десятилетий перевернуть музыкальный мир. Ответ для Дженкинса, авторитетнейшего ветерана рэп-индустрии, очевиден: первоосновой хип-хопа, по его теории, служит слово. Именно искусство работы с языком, рифмой, текстом, поэтикой рэпа «Слово — закон» и чествует, причем с разных ракурсов: Дженкинс то дает каталог основных жанров рэп-лирики, то подкрепляет поэзию улиц, вдохновившими их городскими пейзажами, то оживляет строчки куплетов анимационными иллюстрациями. Но прежде всего он призывает к ответу за слова целый легион МС в диапазоне от классиков олдскула до недавних фрешменов. Как раз это пестрое разнообразие, буйная вариативность этого хора голосов, судеб, стилей и мыслей на деле доказывает красоту рэпа лучше любого разбора рифм.
«Шоу Рейгана» (The Reagan Show)
Кадр: фильм «Шоу Рейгана»
Можно придерживаться разных мнений о деятельности Дональда Трампа во власти, но надо отдать действующему хозяину Белого дома должное в одном: он с легкостью признается, что не видит кардинальных различий между обязанностями президента и функциями персонажа реалити-шоу — и тот, и другой должны прежде всего удерживать аудиторию у экранов. Но, как напоминает современному зрителю полностью смонтированный из архивной хроники и телематериалов фильм Сьерры Петенджил и Пачо Велеса, играть по правилам шоу-бизнеса Белый дом научился еще 30 лет назад. Рональд Рейган играл роль президента так же, как до этого играл ковбоев — беззастенчиво пользуясь возможностями медиаиндустрии (вплоть до того, что почти все его время во власти на всякий случай фиксировалось съемочной группой — отсюда и горы материала для фильма Петенджил и Велеса) и принимая многие политические решения с расчетом на скачки рейтинга. Логично, что «Шоу Рейгана», в целом складывающееся в лобовую комедию о профанации институтов власти, большую часть хронометража тратит на самый бесстыжий в своей манипулятивности мотив рейгановского президентства — холодную войну, которая служит артисту в Белом доме самым надежным и долгоиграющим рычагом управления общественным мнением. Этот урок Рейгана современные лидеры-антагонисты, кажется, усвоили на ура.
«Матанги / Майя / M.I.A» (Matangi / Maya / M.I.A)
Кадр: фильм «Матанги / Майя / M.I.A»
Мало найдется поп-звезд, предоставляющих столь богатый и разносторонний материал для внешнего наблюдателя — и при этом таких неудобных с точки зрения извлечения из этого материала идей и выводов, как Майя Арулпрагасам, рэп-глашатайка с шри-ланкийским происхождением, лондонской выправкой и страстью насыщать поп-мелодии прямыми политически окрашенными заявлениями. Тем интереснее и показательнее то, какой образ певицы, известной как M.I.A., сумел в итоге сложить ее давний друг и одногруппник по арт-школе St. Martins Стивен Лавридж (героиня, к слову, работой режиссера осталась не очень довольна). Тот подбирает для противоречивого портрета талантливой, но наивной, страстной, но поверхностной Майи столь же беспокойную, задерганную и непоследовательную манеру рассказа, для чего пользуется непредсказуемыми, головокружительными хронологическими скачками, транслируя бунтарство артистки через собственный бунт против биографической логики.
«Баския: Взрыв реальности» (Boom for Real: The Late Teenage Years of Jean-Michel Basquiat)
Кадр: фильм «Баския: Взрыв реальности»
Не ослабевает интерес поп-культуры к фигуре Жан-Мишеля Баския, анфан-террибля нью-йоркской арт-сцены 1970-1980-х — что, в общем-то, вполне логично. Бравурное, изобретательное и провокативное искусство художника продолжает дорожать — в то время как из его короткой яркой биографии не выветривается с течением времени трагический романтизм богемного саморазрушения. «Взрыв реальности», впрочем, интересен не только героем, но и фигурой автора: это вернувшаяся в режиссуру после двадцати лет перерыва Сара Драйвер, жена и муза Джима Джармуша. Предыдущие фильмы Драйвер отличались довольно интенсивным экспрессионистским стилем — здесь она работает мягче, создавая вполне традиционный по структуре портрет художника в юности: архивные съемки конца 1970-х дополняют современные интервью с друзьями, знакомыми и возлюбленными Баския того времени. Но эта сдержанность в итоге только добавляет фильму обаяния и уместной, учитывая описываемый возраст героя, легкости шага.
Drib
Кадр: фильм Drib
Возможно, самый причудливый фильм в программе фестиваля прячет свое провокационное нутро под виртуозной, многослойной манипуляцией с гранью между реальностью и вымыслом, документалистикой и ее постановочной имитацией. Главный герой, эксцентричный норвежский харизматик иранского происхождения по имени Амир Асгарнеджад, делает себе имя серией вирусных роликов на YouTube, в которых его жестоко избивают спровоцированные им незнакомцы. Впечатлившись волной поднятого пранкером хайпа (и не зная, что на деле избиения Амира были постановочными) лос-анджелесское рекламное агентство нанимает его на серию аналогичных по своей сути, но якобы запрещенных заказчиком и слитых в сеть роликов в рамках промокампании популярного энергетика. Вот только стоит пранкеру приехать в Калифорнию, как идея рекламщиков отменяется энергетическим брендом уже взаправду — на что находчивый Амир реагирует по-своему: ангажирует режиссера Кристоффера Боргли снять мокьюментари на основе этой коллизии. В результате чего (в ответ на угрозу суда от того же производителя адреналинового пойла) на свет появляется придуманный героями энергетик Drib, а живой, абсурдный мир корпоративного Лос-Анджелеса переплетается с сатирическими эскападами заезжих комедиантов-провокаторов так тесно, что границы между реальностью и вымыслом стираются до неразличимости.
«Хэй, бро!»
Кадр: фильм «Хэй, бро!»
Два дружбана-героя из «Хэй, бро!» еще не успеют засветить лицо в кадре, а их уже незримо, но уверенно опередит Фейс — с сакраментальной подростковой рэп-кричалкой «Бургер». Марк и Кирюха, которые знакомы всего месяц, но уже неразлейвода, не в обиде: даже при хронометраже в час физиономиям обоих хватит экранного времени сполна и на дебоши, покатушки и танцы в Парке Горького, и на лобзания с разнообразными девицами всех доступных возрастов, и на преисполненные сентенций разговоры по душам (чаще, правда, все же ни о чем). Бесцельное болтание героев по пространству будто бы вечного лета — под бесконечный плейлист из передового американского и мемоемкого русского рэпа — до определенного момента будет словно сопротивляться качественному преодолению «Хэй, бро!» эстетики видеодневника. Но потом друзья вдруг решат променять Крымский мост на Крым — и неизбежный смысловой перегруз, который образу полуострова обеспечили всем русским миром, наконец наполнит «Хэй, бро!» уже подлинной кинематографической энергией.